Катарсис (Гай) - страница 68

Юл молчала. Наконец, глядя искоса и с некоторым вызовом, заметила:

– Мудрая байка. Мы-женщины мстительны и коварны, если нас обижают и унижают. Ни один мужчина не сподобится придумать такую месть, какая родится в женской голове. Учти…

– Принял к сведению.

– Однако, я думаю, не все мужья изменяют, это, во-первых, а во-вторых, где найти самого-самого грязного?

– Общество стало бы очень приятным, если бы все женщины были замужем, а все мужчины – холостыми.

– Жаль, что так не может быть. Сам придумал?

– Ну, естественно… Шучу, заокеанец один сочинил. А вообще, чтобы подвигнуть мужчину к измене, достаточно выйти за него замуж.

– Знаешь, рогатых мужиков меньше, нежели разочарованных жен, – парировала Юл.

Фильм начался, и самые первые кадры заставили Дана вздрогнуть и напрячься; сработал тумблер узнавания: молочный бар “Корова”, эротические женские фигуры с краниками, откуда льется белая жидкость, в том числе с наркотиком – молокаин, потребляемая четверкой подростков бандитского вида; напившись молокаина, они убивают бездомного, дерутся с такой же бандой, устраивают бешеную гонку на машине, пробуждающую в кишках приятные и теплые вибрации, насилуют в чужом доме на отшибе жену писателя, а самого калечат, наконец, главарь банды Алекс расправляется с полусумасшедшей старухой в зеленом трико, вонзив в нее скульптурное изваяние огромного фаллоса, и оказывается в руках полиции… И музыка – божественно-прекрасная, тысячу раз слышимая и всякий раз новая – из Девятой бетховенской и увертюры к “Цирюльнику”, музыка рождает апокалиптические видения, кровь, под ее аккомпанемент Алекс становится садистом, испытывая от этого наслаждение…

Впервые Даня увидел ленту подростком, в возрасте Алекса, и был потрясен – от сцен насилия ему стало физически плохо, едва не стошнило. Став постарше, посмотрел еще пару раз, прочитал экранизированный знаменитым голливудцем роман и пришел к выводу – ничто, никакой творческий замысел не рождается просто так, спонтанно, по наитию: у каждого замысла есть свое объяснение, своя первопричина. Не избей и не изнасилуй во время войны с Гансонией четверка негров-дезертиров беременную жену автора романа, не потеряй она ребенка, не став под влиянием пережитого запойной и не умри от цирроза печени, и не услышь писатель в отношении себя вердикт врачей – рак мозга – не был бы написан именно этот роман как подведение жизненных итогов, мучительных раздумий о природе насилия и его неизлечимых последствиях.

Вывод Даниила выглядел далеко не бесспорным: выходит, писатель непременно должен сам пережить описываемое, не умозрительно, не понарошку, а на самом деле, реально – только тогда его перо обретет силу и остроту. Обвинял же Страхов Федора Михайловича в “ставрогинском грехе” –