Щенки сосали долго, и Гусаров не спеша полез под дом.
— Корзинка! — сиплым голосом позвал он.
Собака, не меняя положения, повернула к нему голову и, убедившись, что человек знакомый, не зарычала, не заволновалась, а продолжала кормить кутят. Гусарову стало неловко, что Корзинка не боится его. Лучше бы она зарычала или схватила его за рукав. Он подполз ещё ближе. Теперь к звуку двух ненасытных ртов прибавилось хрипловатое дыхание Корзинки. Лёжа на животе, Гусаров наблюдал за жизнью дружного собачьего семейства. Щенки энергично сосали мать. Откуда только в худой, полуголодной собаке бралось столько молока!
Неожиданно в памяти Гусарова возникла тёмная, нетопленная изба. Он вспомнил мамку, сестрёнку Кланю и себя — маленького Гусарова. За окном гудел ветер, а печь была холодной, выстуженной. Кланя плакала тоненько и протяжно, а его познабливало и мутило от голода. Временами мамка отчаянно сгребала их обоих руками и из последних сил прижимала к себе. И сразу становилось теплее. Кланя утихала. Маленький Гусаров забывал, что ничего не ел с утра. Он чувствовал себя защищённым от всех бед, от войны, от ненастий и засыпал…
И сейчас, в тёмном сыром подвале, Гусаров вдруг позавидовал двум пушистым комочкам, которые посасывают молоко и им тепло от материнского брюшка. Он инстинктивно потянулся к Корзинке, уткнулся лбом в собачью шерсть, от которой пахло дождём, и уснул.
Ему приснилась старая изба с низкими потолками. И холодная, нетопленная печь. Печь холодная, и мамка тоже холодная. Она мечется из угла в угол и всё думает, как ей уберечь Гусарова и Кланю от вдовы пожарного. А вдова стоит с мешком в дверях и ждёт, когда мамка выбьется из сил, чтобы заграбастать ребятишек и утопить, как кутят…
Гусаров проснулся от щемящего чувства жалости. Ему было жалко себя, мамку, сестрёнку Кланю. Эта запоздалая жалость всё перевернула в душе, и ему захотелось громко, навзрыд, как в детстве, заплакать. Было уже совсем темно, и Гусаров не сразу сообразил, где он находится. Потом он втянул носом запах собачьей шерсти и услышал над ухом хриплое дыхание Корзинки. Ах да, он под домом лежит животом на земле. Почему же щенки не цокают маленькими ртами, сосущими молоко? Может быть, щенков уже нет? Пока он спал, пришла вдова пожарного и сгребла их в мешок? Гусаров осторожно протянул руку к животу спящей собаки. И тут чей-то маленький беззубый рот ухватился за его палец и стал энергично сосать, как малыши сосут соску-пустышку. И где-то далеко, в забытом уголке души старого неудачника, шевельнулось робкое, нежное чувство. Он тут же устыдился этого чувства. «Слюнтяй! — сказал он сам себе. — Пора топить щенков!» Он хотел отдёрнуть руку, по щенок крепко присосался к пальцу. «Отвяжись!» — мирно сказал Гусаров. И вдруг почувствовал, что не сможет оторвать щенков от матери. Ни за какие деньги и посулы не сможет. Потому что вместе с кутятами, в тёмной холодной реке утопит остатки драгоценного человеческого тепла, сохранившегося в нём от матери.