Помыслы Иоанна часто были там, в Заиорданье или в пустыне, где он мог созерцать, говорить и слушать. Он не унижался до просьбы о свободе, но о чем бы они ни начинали говорить, кто-нибудь непременно вспоминал Иродиаду, и тогда Отшельник говорил о блуде, о кровосмешении, о попранных заветах, но Антипа будто и не слышал таких его слов. Пустынник наконец понял, насколько Антипа поглощен Иродиадой.
«Зачем я все это тебе говорю? — в сердцах сказал Иоанн. — Все равно ты сделаешь, как она хочет, чтобы я здесь и остался». Он был прав. Ночами Иродиада по каплям выуживала у Антипы все об узнике, и в голове у нее бродили какие-то неясные планы, как волны бушующего моря. Она не могла больше терпеть неопределенность. И в это время ее посещали воспоминания.
Приближался день рождения Ирода — сына Ирода Великого и Мариамны I — дочери первосвященника Симона Боэта. Антипа был в гостях у сводного брата. Неравенство положений братьев было делом случая или прихотью Ирода Великого, в свое время лишившего своего сына от Мариамны II наследства. Лишение наследства было не худшим злом, и с мудростью библейского пророка Ирод Боэт воспринял это известие. Антипатр, первый и, вероятно, худший из детей царя Ирода, казненный им за пять дней до своей смерти, был пожалуй, единственным, кто питал враждебные чувства к братьям. Вся остальная многочисленная и разветвленная семья царя Ирода находила возможности разумного существования, иногда даже объединялась. Конечно, виной этому была зловещая фигура самого царя Ирода. Страх придавал мужества одним, других делал еще трусливее, но во всех случаях локоть друг друга был необходим. После смерти царя Ирода сыновья его поделили страну на тетрархии в полном соответствии с завещанием. Изгой Ирод Боэт не был забыт братьями, тем более, что он был женат на одной из общих любимиц — Иродиаде, внучке Мариамны I, унаследовавшей красоту своей матери Береники и жизненную активность деда Ирода. В последние мрачные годы царствования тирана она была одной из немногих радостей обитателей дворца. Ибо только ее радостный детский смех оживлял сплошной мрак, придавая взрослым надежду и вызывая у них улыбку.
Иродиада и ее муж Ирод Боэт жили в одном из лучших домов в Кесарии. Формально Боэт занимал какую-то должность, более чем прохладно относясь к своим служебным обязанностям. Все знали, кто он, и этого было ему достаточно. Он особенно и не тяготился своим положением. Красавица жена, очаровательная дочь Саломея и спокойная жизнь его вполне устраивали. Братья редко общались между собой. Со дня рождения Саломеи, появившейся на свет в 10 г., никто их не посещал, а ему и в голову не приходило при неравенстве положений прибыть в гости во дворец к одному из трех тетрархов. Но был случай. Ирод Антипа с очень маленькой свитой без помпезности приехал в гости к брату. Они говорили в саду. Лежаки были грубо сколоченными, но это не мешало им быть мягкими и удобными. Две девушки прислуживали мужчинам ловко и быстро, когда вошла Иродиада. Служанки исчезли. Иродиада, с удивлением подняв бровь, посмотрела на Антипу. И, поскольку он был видным мужчиной, неосознанно ей захотелось ему понравиться. Он был тетрарх, богат и знатен, он был ее сводным дядей, впрочем, как и муж. Она ушла, но перед уходом плавно потянулась, и этот жест определил их судьбу. Антипа был в шоке. Очарование этого жеста было в том, что он полностью совпадал с фантазиями правителя, его пониманием женского совершенства. Этого было вполне достаточно.