А за червонец давали там же, в «Торгсине», две таких большущих селедки.
Бабушкина мама прятала золотые червонцы и пятерки в подполе, между печными столбами, но иногда не выдерживала и спускалась вниз, доставала монетку-другую… Шли с бабушкой, тогда еще тридцатилетней безмужней конторской служащей, в «Торгсин».
— Так хотелось посолоница-то, думали, может, больше и не увидим этого залома. И почти он был не соленый, а везли этот залом из-под Астрахани. А в войну, когда опять голод был, за городом энкавэдэ на всех дорогах стояло, не выпускали никого идти по деревням и менять на хлеб и картошку свои последние колечки золотые. Я тоже ходила, но не попалась. Знали пути окольные. Ночью в мороз, когда энкавэдэшники уходили греться со своих постов, шли с деревянными санками, которые сейчас в сарайке стоят.
Еще у бабушки была много красивой посуды, купленной летом 1917-го ее матерью и отцом у того сообразительного английского инженера. А теперь, в год столетия со дня рождения Ленина, мебель и посуду распродавали евреи.
Помню, я стоял в очереди за своим литром молока, и впереди меня стоял сутулый человек в плаще и шляпе, лицо его было бледно-серым, а глаза такие, будто он давно не спал. Люди в очереди старались отстраниться от него, не прикасаться. А когда подошла его очередь, продавщица закричала на весь магазин:
— В Изралии своей будешь себе молоко покупать! Мало мы вас кормили, иждивенцев! У меня людям молока не хватает! Иди отсюда, не суй мне свои деньги, все равно тебе не продам!
Кто-то в очереди засмеялся, а молодой парень, державший за руку маленькую девочку, сказал весело:
— Иди в церковь, мойша, поставь свечку, может, тебе бог подаст!
И мужчина с бледно-серым лицом покорно ушел. Я смутно догадывался тогда, что он из той семьи, которая не хочет жить у нас в Егорьевске, а хочет уехать в Израиль.
9
На исходе лета бабушку позвали играть в лото к тете Маше Плясухе. Я еще спросил тогда:
— А почему она Плясуха, бабушка?
— Потому что в молодости плясать любила, лучше всех во всем городе плясала, к ней сватались постоянно, да какие видные женихи, а она всем от ворот поворот, вот и осталась на старости лет одна. У меня хоть ты есть теперь.
Без бабушки в лото играть на нашей улицы не могли — только у нее были старинные карточки из атласного картона, деревянные бочоночки с нарисованными чернильным карандашом цифрами, железная коробка из-под мыла «ТэЖэ» с войлочными фишками.
Бабушка брала меня с собой: «Ты поглазастей меня и побыстрей соображаешь, будешь за меня катермы закрывать», — говорила бабушка.