И дядя Вася не умер от водки, как очень многие — как дядя Леша, например. Вместо него умерла тетя Нина, жена дяди Васи. От рака желудка умерла. И перед самой смертью взяла с дяди Васи честное слово, что больше он никогда не будет пить. Ничего и нисколько. Он, рыдая у ее постели, обещал. Дядя Вася не любил пускать слова на ветер, и я запомнил его по шутливому присловью, которое он говорил мне своим колючим баском: «Да брось болтать-то».
Свое обещание дядя Вася сдержал — больше не притронулся к рюмке вплоть до своей кончины. Почти что двадцать лет прожил в трезвости, безо всяких «зашивок», «кодировок» или сообществ анонимных алкоголиков.
Просто он дал умирающей жене честное слово. Вот и все.
10
Мама, папа и Катя уезжали на новое жительство, и мы все вместе шли на автобусную станцию. Идти было недалеко: наш квартал, потом следующий, потом — еще один, и вот на угловом доме табличка: «Улица Л.Шмидта». Через годы только я узнал, что «Л» — это не Леонид какой-нибудь, а «лейтенант».
И — налево, к оживленной и шумной Советской улице, не доходя которой ютился маленький зал ожидания с квадратными колоннами, а возле него, прямо на обочине — два-три громоздких, рассевшихся от времени автобуса с надписями: «Орехово-Зуево», «Коломна», «Радовицкий Мох». Был всегда, всякий раз, как ни придешь на станцию, еще один пузатый и округлый автобус, который я называл «говорящим», на переднем стекле у него была табличка: «Бронницы», и автобус, отправляясь в путь, долго буронил: «Бронь-бронь-бронь».
А еще напротив станции была гостиница без названия, просто черная надпись на зеленой вывеске: «Гостиница». На избитом ногами крылечке стояли двое мужчин с начальственным видом, в костюмах, и курили. Мне наша гостиница представлялась обиталищем сказочных героев, чертогом всемогущих — хотя, возможно, я и не знал тогда этого слова. Мама как-то раз подробно объяснила мне, что у нас в советской стране жить в гостинице имеет право далеко не каждый человек, а только очень немногие. Их называют «командированные», у них есть специальная бумага, и только она, бумага эта, дает право поселиться в гостинице.
— А если ты придешь, тебя пустят в гостиницу? — спрашивал я. — Ты же заместитель редактора газеты.
— Меня, Саша, и подавно не пустят, — говорила мама как о чем-то само собой разумеющемся. — Я ведь в городе живу, я местная. А гостиница селит только тех, кто издалека.
— Из Москвы?
— Не обязательно из Москвы, откуда угодно. Но только не из Егорьевска. И только по специальному удостоверению.
Катя предвкушала новую жизнь, у нее впереди были приключения: поездки в особенный, волшебный город с удивительным названием, которое взрослые произносили с восхищенным выдохом: ВэДээН — Ха-а! Потом — первый раз в первый класс, и главное — у нее впереди была жизнь не где-нибудь, а в квартире!