Убийство в стиле «ню» (Аннин) - страница 15

Уже осенью 1921 года Шагал пишет Иегуде Пэну из Парижа: «Я вспоминаю себя мальчиком, когда я подымался на ступени Вашей мастерской. С каким трепетом я ждал Вас – Вы должны были решить мою судьбу в присутствии моей покойной матери. И я знаю, скольких еще в Витебске и всей губернии юношей Вы судьбы решали. Ваша мастерская первая в городе манила десятки лет. Вы первый в Витебске. Город не сумеет Вас забыть».

Сидя вечером в гостинице, Минкин продолжал читать письма Шагала. Одно из них его крайне заинтересовало. Шагал настойчиво предлагал Пэну уехать из России, привезти свои картины в Париж. Обещал учителю золотые горы, европейскую славу.

В следующем письме Шагал упрекал Пэна за отказ приехать к нему во Францию. Писал, что он горько пожалеет, если останется в СССР.

Минкину невольно вспомнилась печка в квартире художника, забрызганная кровью.

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ…

Утром Минкин пришел в НКВД раньше обычного. Сквозь открытую дверь в кабинет Горбалени он увидел молодую красивую женщину. Она истерично кричала на начальника следственного отдела, а тот, в свою очередь, оскорблял посетительницу грязными словами.

«Черт знает что, – подумал Минкин. – Они тут все с ума посходили, что ли?»

И тут до помощника республиканского прокурора дошло, что он случайно стал свидетелем семейного скандала.

«Да не раздевалась я, понятно тебе? – кричала женщина. – Считай, что это мой каприз. Мне опротивела эта нудная жизнь!»

С этими словами женщина выбежала из кабинета.

«У вас красивая жена», – сказал Минкин Горбалене.

«Да уж, послал Бог подарочек», – скривился начальник следственного отдела.

И тут Минкина пронзила догадка. Жена Горбалени позировала Пэну для портрета в стиле «ню»! Да-да, кажется, он видел это лицо среди вереницы картин в потайной комнате. Только Горбаленя, естественно, не сказал тогда, кто изображен на портрете в обнаженном виде.

Минкин спешно отправился на квартиру Пэна, чтоб проверить свою догадку. Дверь в потайную комнату на этот раз была не заперта.

Он несколько раз просмотрел вереницу портретов обнаженных женщин.

Жены Горбалени среди них не было.

Минкин вышел на улицу. «Как же я мог так ошибиться? – мучительно думал помощник прокурора Белоруссии. – У нее такое запоминающееся лицо».

Вдруг его осенило: эскизы! Ну конечно же! Чуть не бегом вернувшись в квартиру Пэна, Минкин принялся лихорадочно листать стопку набросков.

Вот оно, лицо жены начальника следственного отдела. Томная улыбка, полуприкрытые глаза. А где же сама картина? Или художник не успел ее написать? Но за что тогда Горбаленя оскорблял свою жену, если портрета в стиле «ню» не существовало?