Ольга спросила приветливо:
— Решили разделить нашу компанию? Присаживайтесь, пожалуйста.
— Некогда присаживаться. В вашем доме «чепе» за «чепе» происходит.
— Господи, что опять случилось? — Ольга Владимировна округлила глаза и приложила руку к сердцу. — Надеюсь, не новое убийство? Мне не нравится ваше лицо. У вас нервы не в порядке? Опасная работа! Каждый раз такое…
Кинчев строго осмотрел чаевников:
— Кто вынул из магнитофона диск?
— То есть как? — удивился Ярыжский.
— Пропала видеозапись, которую мы не досмотрели.
Кирилл Иванович воскликнул слово, которое очень напоминало его любимое «капец».
— Кирюша, подбирай выражения, — негодующе воскликнула Ольга Владимировна. — Ты же будущий депутат!
— Здесь все свои.
Она не согласилась:
— И стены имеют уши.
— Точно, дорогуша, если установить микрофоны.
— Ты уверен, что их еще никто не установил?
— Я уже ни в чем не уверен!
Кинчев перехватил инициативу:
— Спокойствие, граждане. Давайте все успокоимся. И проверим: может, пропало еще что-то важное. Не только запись.
Ярыжская встала:
— Я пойду посмотрю.
— Правильно сделаете. Кстати, госпожа Леся, что именно вас так испугало? Когда мы смотрели видео?
— Я… Извините, я услышала, что кто-то смотрит кино, и зашла. И увидела девушку с портрета…
— Ну и что же?
— Она — привидение?
— Даже если и так, то чего пугаться? Из литературы известно, что призраки не могут нанести ущерб живым.
— Но смотреть на них все равно страшно…
Леся была удивительно очаровательной женщиной, даже ее глупый испуг казался привлекательным и естественным.
Без исповеди и без свидетелей
Где-то за сырой стеной неумолчно завывал ветер. Дул из невидимых щелей, леденил душу. Гудели и время от времени с хрустом отламывались большие ветви голых деревьев.
Она умирала во мраке холодного и вместе с тем душного помещения. Немощная, беспомощная, лишенная всего: пищи, воды, теплой одежды, человеческого участия. Опозоренная и оставленная всеми.
Перебирала в памяти события всей жизни и раскаивалась, и чувствовала себя виноватой даже в тех случаях, когда от нее ничего не зависело.
Нельзя продать душу только наполовину. Нельзя быть счастливой, задыхаясь от ненависти.
Когда же начались несчастья? От какого события вести печальный отсчет? Неужели с того дня, когда она, развлечения и любопытства ради, впервые села за круглый полированный стол с таинственно-бледными спиритами и вместе с ними призвала в этот мир еще одного духа зла? Открыла дверь перед преисподней. Дверь своей души… И погубила вместе с ней другие, самые любимые души…
Неровное дыхание со свистом и хрипом разрывало грудь. Кашлять уже не было сил. Только в горле еще что-то клокотало. Но себя она почти не слышала, слышала только стоны ветра и хруст ломающихся веток. Она умирала, а мир — жил, боролся за жизнь. Неукротимый и жаждущий яростного счастья. Стенал и ревел, сметал слабых, расчищал для себя простор.