Он неуместно обрадовался:
— Ага!
Но Лесе хотелось поскорее выложить все свои неприятности:
— Теперь вот Ярыжские…
— Теперь доходим до сути дела. Что же они?
— Ну, Кирилл Иванович приставать начал… Сделал предложение не совсем… приличное.
— Давно?
— Да вот только что. А она, похоже, приревновала. И выпроваживает.
— К кому?
— Что — к кому?
— К кому приревновала?
— Как это — к кому? — опять не поняла девушка. — К мужу, конечно.
Кинчев загадочно улыбнулся:
— Это и все факты?
— Мало?
— Честно говоря, так себе. Вы часто смотрели в окно?
— Где?
— Здесь. В этой комнате. Вы же почти не выходите, правда?
— Да, я часто смотрела в окно.
— И что видели?
— Ничего. Парк.
— Людей? Машины?
— Охранников. Дворника. Машины.
— Какие?
— Грузовой микроавтобус. Черный джип. Он долго стоял… Ольга Владимировна на своем «Ланосе»…
— Ярыжский говорил довольно громко? Когда цепляться начал?
— Нет, довольно тихо.
— А супруга все-таки услышала?
Она смутилась:
— Подслушивала, наверное.
Следователь стал вдруг очень серьезным:
— Пропустили главное, — и перешел на шепот, приблизив блестящие очки к ее лицу: — Лесенька, ты — очень опасный свидетель. Даже не представляешь, насколько опасный. Поэтому слушай внимательно. Сначала договоримся, как ты будешь звать на помощь, если… — дальше он зашептал ей в самое ушко, и мы уже ничего не услышим.
Заинтригованы?
Конец главы.
После обеда Кинчев обосновался на кухне. Разложил на обширном столе какие-то бумажки — удобно, можно перекусить, и Надя снует туда-сюда, носит новости. Главных новостей он ждал по телефону, но тот молчал. Хозяева делали вид, что это непонятное присутствие следователя в доме их не касается, занимались своими делами. В общем, выходило, что это либо дополнительный пассивный сбор информации на месте преступлений, либо импровизированная нелепая засада. Считалось, что Кинчев вживается в мистическую атмосферу, но о призраках все говорили с иронией. Однако, раз видели многие… В этом стоило разобраться лично. О сотрудниках, засевших в сарае, почти никто не знал.
Снова пошел снег, за окнами сначала синело, потом сгустилась тьма, в конце концов воцарился настоящий зловещий мрак. На минутку на кухню заглянул с ног до головы несчастный Борис Тур, еще раз пожаловался на неожиданный удар судьбы. Кинчев ему неохотно посочувствовал и велел внимательнее смотреть за окнами: где светится, где выключили свет.
— Где? Второй этаж весь сияет, в башне — тоже, на первом — только в кухне и прихожей. А что?
Кинчев знал — что, но говорить не спешил. Тур ушел, а он все прислушивался. После обеда сверху слишком громко звучала магнитофонная Пугачова, потом перешли на Иглесиаса-старшого. Теперь кто-то начал играть на пианино. Вживую. Медленную печальную мелодию. Вдруг она резко прервалась.