— Значит, ремонт начинали со второго этажа?
— Да. Там уже все готово. Эти две спальни — последние.
— И вы одна на всех готовили и прибирали? Трудновато приходилось?
— Конечно, не легко. Но мне дочка помогала. И хозяева по-простому ели, на кухне.
— Так-так, начинали с демократии… — Кинчев стремительно вернулся в прихожую и перешел к осмотру следующей спальни, еще незаконченной, без мебели и штор. — Значит, ваша бригада тут трудилась, когда Алину… Они громко стучат?
— Я бы не сказала. Мы привыкли. Чаще всего — тихо.
— Они разговаривают во время работы? Поют?
— Разговаривают, но не поют. Тимур маленькое радио с собой приносит, слушают.
— Что именно?
— Разные станции. Мне некогда к ним прислушиваться… Как-то раз слышала — Хит-FM.
— Что они за люди?
— Хорошие люди. Дети Виктора Ивановича в мою школу ходили. Давно уже. Их фамилия — Беда. Дочь — медалистка, сейчас — главный бухгалтер молокозавода. Сын спортсменом был, ему колено повредили на футболе, он нападающим был. Две операции делать пришлось.
— Значит, оправдалась фамилия?
— Что?
— Беда не обошла их?
Надя вздохнула. Она очень устала сегодня. Под глазами появились темные круги.
Кинчев легонько пнул стопку паркетных пачек, выглянул в окно, погладил веселую желтую стенку:
— А сюда мебель и гардины уже приобрели?
— Да, конечно. Мебель пока хранится в сарае, за гаражом. А шторы и покрывала — в шкафах в голубой спальне.
— Ну, двигаемся дальше.
Они снова прошли через холл и прихожую в Зеркальный зал. На минуту задержались. Кинчев поинтересовался:
— А тут ведь не паркет?
— Конечно, нет. Это мозаика. Старая. Тут не меняли.
— Неплохо выглядит. И узор такой… сложный.
— Да, очень хорошо сохранилась.
— Так, справа у нас — кинозал, — следователь сам открыл дверь. — Где тут свет включается?
Надя последовала за ним и щелкнула выключателем. Вспыхнули направленные вверх плафоны-полусферы. Укрепленные на высоких кованых подставках, они возвышались бы и над человеком баскетбольного роста. Виктор задрал голову:
— Неплохо! А как вы туда лампочки вкручиваете?
— У нас специальная лесенка есть, — ответила незаметно появившаяся сзади Ярыжская. — И охранники — народ достаточно отважный, чтобы по ней взобраться.
Она сделала вечерний макияж и стала еще эффектнее. Особенно в странном, отраженном от зеркального потолка, свете. Закрытое черное платье украсила нитка крупного розового жемчуга. Разумеется, в ушках также розовели внушительных размеров перлы. Ольга Владимировна поправила прическу, над шеей, и показала свеженький маникюр, также перламутрово-закатный.
Кинозал был ультра-современным помещением в старом доме. Огромный экран, к которому вел ряд колонн-торшеров, придавал ему какой-то космический вид. Желто-оранжевые драпировки на окнах и таких же веселых оттенков ковер на полу делали этот вид несерьезно-фантастическим, действительно киношным. Расставленные фронтально и с тыла акустические системы — под красное дерево и с темно-серыми техническими панелями — привносили элемент неназойливого конструктивизма. Только пальма в огромной вазе с древнегреческим орнаментом да облицованный серым в прожилках мрамором камин напоминали здесь о почтенном возрасте особняка. Виктор и тут отодвинул в сторону решетку и, не боясь запачкать руки в золу, удостоверился, что живой огонь еще не касался дымохода.