Финансовый, позже ставший генеральным, сдуру заявил, несколько десятков рабочих ходили по повесткам к следователю. Следствие зашло в тупик: кого садить, всех, что ли? И посоветовало финансовому заявление забрать взад. Финансовый заупрямился, он утроил охрану, вместо пистолетов у охранников появились автоматы, он с оглушительным воем ездил по городу в одном из бронированных джипов в сопровождении автомобилей ГАИ, спихивая на обочину не успевшие уступить дорогу легковушки, и решил, что теперь бояться некого. Чтобы завершить дело, следователь уговорил одного уже подавшего заявление на увольнение пенсионера взять всё на себя. Выторговав у обжимного начальства за такой поступок две машины досок, тот на суде показал, что чистил функель финансовому он один, в ответ на оскорбление, а остальные только смотрели. Получив год условно и пожизненную благодарность товарищей, пенсионер уехал жить в деревню: там прокормиться было легче, если на земле работать, конечно.
Первые два ряда в зале суда занимали дюжие ребята из охраны финансового, правда, без оружия. А в здании суда и на улице ожидали коллегу две сотни голодных рабочих. Не удивительно, что дело слушалось всего десять минут. Недовольный решением суда финансовый, к тому же освистанный и оплёванный работягами при выходе из здания, сел в джип, включил сирену и с воем проехал двести метров от здания суда до своего дворца. А с остальными решил разобраться своими методами.
И вот со всеми, побывавшими у следователя, стали случаться неприятности. То на проходной охрана оговорит, то (раньше такого не бывало) за появление в душевой за минуту до конца смены накажут, как за прогул. А за другими, не принимавшими участия в поучениях финансового, подобные грехи не замечали.
А финансовый объявил блюминг убыточным цехом и пообещал вскоре закрыть. Блюминг работает и по сей день: требуемые мех. свойства многих пользующихся спросом марок стали получаются только после обжатия заготовки на блюминге, при прокатке литой заготовки их не достичь. А вот проходившие по тому делу рабочие, поняв причину гонений, стали увольняться, подыскав новые места работы. Пашка не стал: он был твёрдо убеждён в своей правоте, и человеком был, мало того, что знающим дело, — так ещё и дисциплинированным.
Это не помогло. Однажды, когда он шёл через проходную один, охрана скрутила его, одела наручники и сунула в рот кляп. Предложила подписаться под заранее составленным протоколом. Пашка отказался. Выждав с полчаса, пока не прошла на работу смена, охранники кинули Пашку в бобик и свезли в наркологию. Там тоже был заранее составленный протокол, утверждающий, что Пашка, несколько месяцев не бравший в рот, пьян. Охрана поставила в обоих протоколах свои каракули и отпустила Пашку, запретив приближаться сегодня к забору.