Однако одряхлевшая система вовсе не намерена «мирно доживать свой век». Напротив, это старческое слабоумие сопровождается ростом агрессивности.
Мировая система вовсе не перешла в новую «неимпериалистическую» фазу, которую иногда называют «постимпериалистической». Наоборот, по своей природе это — империалистическая система, дошедшая до предела агрессивности (не встречая эффективного сопротивления, она извлекает все возможные ресурсы). Негри и Хардт представили анализ Империи (без империализма), фактически — Империи, сведенной к Триаде, то есть, к трем крупнейшим регионам капитализма: Соединенным Штатам, Европе и Японии, игнорирующей весь остальной мир. К сожалению, этот анализ сделан в традициях Запада и модного ныне интеллектуального дискурса. Различие между новым и предыдущим империализмом надо искать не в этом. В прошлом империализм был множественным (конфликтующие «империализ-мы»), а нынешний стал коллективным (то есть Триадой — при этом она следует в кильватере гегемонии Соединенных Штатов).
Из этого факта следует, что «конфликты» между партнерами по Триаде носят второстепенный характер, в то время как основным является конфликт между Триадой и всем прочим миром. Этим объясняется и то, что под напором американской гегемонии прекратил свое существование европейский проект. Более того, на предыдущем этапе империализма накопление основывалось на бинарной связи между индустриальными центрами и неиндустриальными перифериями, в то время как в новых условиях между теми, кто пользуется благами новых центральных монополий (технологиями, доступом к природным ресурсам, средствами связи, оружием массового уничтожения), и перифериями — индустриализованными, но все еще подчиненными посредством этих монополий, — существует противостояние. Чтобы обосновать свой тезис, Негри и Хардту следовало бы дать строгое политическое определение феномена империализма («проекции национальной власти за пределы своих границ») вне какой-либо связи с требованиями к накоплению и воспроизводству капитала. Это определение, берущее начало в заурядной университетской политической науке, особенно в ее североамериканской разновидности, — с порога отметает все соответствующим образом поставленные вопросы. Их рассуждения вращаются вокруг категории «империя», помещенной вне истории, и таким образом могут заботить себя различиями между Римской, Оттоманской, Австро-Венгерской, Российской, Британской колониальной и Французской империями. Не делается и попыток рассмотрения особенностей этих исторических образований — они просто уподобляются друг другу.