решил залезть в воду и наверняка нашел бы способ добиться своего, как бы внимательно я за ним ни следил.
– И все равно вспоминать об этом случае тебе по-прежнему больно.
– Да, больно. С моей стороны было бы глупо это отрицать. Но чувствовать боль и казнить себя за то, в чем ты не виноват, – это совершенно разные вещи.
Я вздохнула.
– Ты мог бы стать прекрасным отцом, – сказала я.
Его брови удивленно приподнялись.
– Ты думаешь?
– Да. Мой собственный отец был ужасным человеком, но он не заслуживал смерти. Особенно такой.
– Но ведь он убил твою мать!
– Я знаю. И за это он должен был на годы отправиться в тюрьму, но умереть… – Я покачала головой. – Мне кажется, для него это слишком суровое наказание. Папа не был чудовищем, просто он оказался слишком слабым.
Оуэн взял меня за руку и прижал к своим губам.
– Тетя Мэри знает что-нибудь о том, что ты мне сейчас рассказала?
– Я не думаю. Все эти годы я старалась держать свой разум закрытым.
– Спасибо тебе, – поблагодарил он.
– За что? – удивилась я.
– За то, что ты все мне объяснила. Теперь я понимаю, что случилось с тобой двенадцать лет назад.
Я высвободила руку.
– Это ничего не меняет. Наши отношения должны остаться такими же, как сейчас.
– Вот как? Тогда, быть может, ты заодно объяснишь, почему мне небезопасно быть рядом с тобой?
Я встала и вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Мне с трудом удавалось владеть собой, мои чувства и эмоции, которые я так тщательно скрывала, готовы были вот-вот вырваться на поверхность, а мне… мне этого совершенно не хотелось. У меня хватало серьезных проблем и без объяснений с бывшим любовником.
– Слушай, давай наконец поедим, – предложила я. – Я здорово проголодалась, к тому же на завтра у меня запланировано много дел, так что силы мне понадобятся.
Оуэн потер подбородок и тоже поднялся.
– Хорошо. Но я все равно буду считать, что объяснение за тобой.
Я кивнула. У меня не было никаких сомнений, что Оуэн попытается любыми способами вытащить из меня правду, и именно это служило еще одной веской причиной, по которой нам с Кэсси следовало как можно скорее уехать. Но главная причина была в другом. Каждый раз, когда я смотрела на Оуэна, я все отчетливее понимала, что никогда не переставала его любить и что прошедшие двенадцать лет только укрепили это чувство.
А это меня пугало. Я сомневалась, что, уехав из Пасифик-Гроув во второй раз, сумею снова запереть в своем сердце любовь, боль и вину, как я уже сделала однажды.
* * *
Пока Оуэн подкладывал в камин новые поленья, я подогрела и разложила по тарелкам бабушкину стряпню. Ужинали мы сидя на ковре перед камином, единогласно решив, что в данный момент роскошная гостиная с накрытым в ней парадным столом не соответствует нашему настроению. Пока мы ели, Оуэн довольно успешно поддерживал непринужденную атмосферу, рассказывая мне всякие смешные случаи и истории о проказах своих собак и о том, с какими трудностями им приходилось доставать запчасти для антикварного «Триумфа» Пола.