– Не за что.
– Ты и бабушка… Благодаря вам этот дом снова стал для меня… домом. Настоящим, родным домом, каким он должен был быть с самого начала.
– Тетя Мэри так и хотела. – Оуэн улыбнулся. – И я тоже.
– Мама, почему ты сидишь в шкафу? – спросила Кэсси, появляясь в коридоре. Подойдя к нам, она встала за спиной Оуэна и подбоченилась. – Или вы без меня играете в прятки?
Я фыркнула, потом рассмеялась. Оуэн обхватил Кэсси обеими руками и, прижав к себе, пощекотал ребра. Кэсси взвизгнула и задрыгала ногами. Ее звонкий, как ручеек, смех наполнил мое сердце и согрел душу, как это может сделать только смех твоего ребенка.
Потом, глядя на их возню, я подумала, что Оуэн когда-нибудь станет отличным отцом.
Вот только матерью его сына или дочери буду не я.
При мысли об этом мне снова стало грустно, и я, откинувшись назад, прижалась затылком к стене шкафа.
Я не стану матерью его ребенка… Но, возможно, Оуэн станет отцом моего.
* * *
Пока мы с Оуэном ужинали на кухне, Кэсси смотрела телевизор. Потом мы поднялись наверх, и я помогла ей приготовиться ко сну. Неожиданно Кэсси попросила, чтобы сказку для нее и Банни читал Оуэн.
Он не стал отказываться. Вооружившись книгой, Оуэн стал с выражением читать очередную историю про приключения плюшевого кролика, а я смотрела на них с порога и чувствовала, как у меня сжимается сердце. Что-то в том, как Кэсси тянулась к Оуэну, затрагивало чувствительные струны моей материнской души. Я еще никогда не видела, чтобы моей дочери так быстро понравился кто-то из взрослых.
То же самое, впрочем, я могла сказать и об Оуэне.
Он тоже общался с Кэсси очень дружелюбно и тепло, не испытывая никакой видимой скованности или неловкости. Правда, когда он работал в Мексике, у него был опыт общения с детьми, но мне казалось – дело не только в этом. Такого Оуэна я еще не знала, и это стало для меня приятной неожиданностью. Должно быть, после того как он сначала полюбил, а потом потерял маленького мексиканского мальчишку, ему подсознательно хотелось излить на кого-то нерастраченные запасы нежности и сердечного тепла.
От этого зрелища у меня снова начало щипать глаза, а в горле запершило. Всей душой я надеялась, что Оуэн не откажется удочерить Кэсси, если меня не станет, и что когда-нибудь он будет любить ее так же сильно, как любил Энрике.
Понаблюдав за Кэсси и Оуэном еще немного, я отправилась проведать бабушку. Она спала, но лицо ее все еще было очень бледным – я рассмотрела это даже в слабом свете уличных фонарей за окном. Бабушкина аура тоже выглядела тусклой, приобретя нездоровый горчично-желтый оттенок.