Страх в глазах дочери был отражением моего собственного страха.
– Снова плохой сон, Русалочка? – Приподняв одеяло, я легла в постель рядом с ней. Ее реакция на ночные кошмары пугала меня едва ли не больше, чем саму Кэсси пугали регулярно повторявшиеся дурные сны.
Кэсси пошевелилась и кивнула, толкнув меня головой в подбородок. Стараясь унять бешено стучащее сердце, я крепче прижала дочь к себе, думая о том, что сегодня как раз четвертый день, когда ей снится один и тот же сон. Обычно кошмары повторялись у Кэсси не больше четырех раз, следовательно, сегодняшняя ночь была последней. И слава богу! Ее ночные крики так прочно впечатались в мою память, что я была уверена – они будут мерещиться мне еще очень и очень долго.
Я глубоко вздохнула, стараясь поскорее избавиться от избытка адреналина в крови.
– Ты узнала что-нибудь новое о Грейс? – осторожно спросила я.
В ответ Кэсси кивнула, машинально потирая висок. Ночные кошмары заставляли ее испытывать что-то вроде фантомных болей, но на этот раз дело было в другом. Из ее же собственных слов я знала, что именно виском Грейс ударится о мостовую во время несчастного случая, который еще только должен был произойти.
Убрав со лба дочери влажные от пота локоны, я несколько раз погладила ее по голове и без слов запела нашу любимую колыбельную, ожидая, пока стихнут судорожные всхлипывания. Больше всего на свете мне сейчас хотелось сказать Кэсси, что все будет хорошо и что со временем кошмарные сны перестанут ее тревожить, но я знала, что этого, к сожалению, не случится. Эти ночные видения были индивидуальной особенностью Кэсси – такой же, как золотистые волосы или россыпь веснушек на носу.
Кэсси что-то пробормотала, и я повернулась к ней, чтобы лучше слышать.
– Что ты говоришь, милая?
– Я видела ее… ее кости. В одном месте кожу сорвало с головы вместе с волосами, и я увидела… – на мгновение голос Кэсси прервался, а дыхание снова стало неровным и частым. – Увидела череп. И кровь. Очень много крови – целую лужу.
Я невольно зажмурилась, стараясь не видеть, не представлять ужасную картину, которую только что нарисовала моя дочь. Восьмилетняя девочка с пробитой головой, на асфальте – брызги крови, искореженный велосипед у обочины… Одной мысли об этом было достаточно, чтобы мои внутренности свело судорогой, а к горлу подступила тошнота.
– Сны становятся все страшнее, мама.
– Я знаю. – Я поцеловала Кэсси в лоб, мимолетно вдохнув по-детски свежий запах ее фруктового шампуня. Ну почему, подумалось мне, почему такая кроха должна видеть столь ужасные сны? С каждым разом ее видения становились все более подробными и все более мрачными. Они повторялись из ночи в ночь и прекращались только после того, как несчастье, которое