Кэсси, происходило на самом деле.
Как это можно прекратить, я не знала. Чуть ли не с младенчества Кэсси остро чувствовала, когда ее близкие люди страдали, и сама страдала вместе с ними. Словно заботливая больничная сиделка, она не отходила от тех, кому было больно, делая все, чтобы уменьшить их страдания. С возрастом способности к сопереживанию дополнились у девочки снами и видениями, которые имели отношение не только к настоящим, но и к будущим неприятностям, болезням, несчастным случаям. Впрочем, предвидела она только несчастья, которые грозили знакомым ей людям, но, не умея их предотвратить, каждый раз мучилась от собственного бессилия. Кроме того, как только очередное предсказание сбывалось, Кэсси практически сразу начинали преследовать новые тревожные сны, и это выматывало не только ее, но и меня. Я знала, что должна как-то это остановить, но не представляла, что тут можно сделать.
– Я… я сегодня сказала Грейс, что ее собьет грузовик, – призналась Кэсси жарким шепотом. – Но она мне не верит и не слушает, что́ я ей говорю!
Меня это не удивило. Люди никогда не верили предсказаниям Кэсси, пока не становилось слишком поздно.
– А помнишь, о чем мы с тобой договорились? – проговорила я, тщательно взвешивая каждое слово, и, снова погладив ее по волосам, почувствовала, как дочь нерешительно кивнула в ответ. – Ты обещала никому не рассказывать о своих видениях. Никому и никогда. Твои школьные друзья и подруги еще слишком малы и не в состоянии понять, насколько все это серьезно.
На самом деле этого не мог понять никто. Даже я. То есть я, конечно, знала, что происходит с моей дочерью, но почему ее пророчества облекаются в форму таких красочных и подробных кошмаров, объяснить я была не в силах.
Кэсси с упреком посмотрела на меня.
– Как ты не понимаешь, мама! Я должна была предупредить Грейс, чтобы она не ездила в школу на велосипеде. Она… Из-за этого она может даже умереть! – Дочь потерлась щекой о своего плюшевого кролика. – Я хотела ей помочь!..
А я хотела, чтобы кошмары Кэсси прекратились раз и навсегда.
Я снова погладила дочь по голове, и мы довольно долго лежали, глядя в потолок. Когда стало окончательно ясно, что ни она, ни я не сможем в ближайшее время заснуть, я сказала:
– Хочешь молока?
– Хочу! – Кэсси задрыгала ногами, сбрасывая одеяло, и я первой встала с кровати. Взяв дочь за руку, я повела ее на кухню, слушая, как шлепают по холодному полу наши босые ноги. Мои шаги были тяжелее, под ними скрипела и стонала каждая рассохшаяся половица, на которую я наступала.
В кухне Кэсси взобралась на стул у окна, посадив Банни к себе на колени. Единственный глаз зверька (второй потерялся в прошлом году, когда летом мы ездили на пляж Авила-Бич) уставился прямо на меня. Я налила в стаканы молока и поставила один перед дочерью.