Монах замер, уставившись на рукоятку. Это был не обычный кухонный нож, а превосходный кинжал с серебряным эфесом тонкой филигранной работы. С одной стороны удобной, округленной по руке рукояти, у самой гарды, светилась и переливалась россыпь мелких камней, а с противоположной серебряное плетение было обломано на конце. Трудно было поверить своим глазам, но и не поверить тоже было нельзя. Может, и впрямь всякая мысль молитва?
Кадфаэль заговорил с мальчиком ровным, доброжелательным голосом, стараясь не напугать и не насторожить его.
- Дитя, где ты взял такой чудесный нож?
Мальчик спокойно поднял на монаха глаза и улыбнулся. Он проглотил мясо, которым был набит его рот, и дружелюбно ответил:
- Я его нашел. Я не украл эту вещь, клянусь, отче.
- Боже упаси, паренек, у меня и в мыслях такого не было. Но где же ты его нашел? А ножны к нему у тебя есть?
Ножны лежали рядом, в тени, и мальчик горделиво погладил их.
- Я все это выловил из реки. Пришлось нырять, но я достал со дна и ножик, и ножны. Он ведь теперь мой, отче, - хозяину этот нож был ни к чему, раз он его выбросил. Наверное, потому, что у него рукоятка сломана. Но лучшего ножа для разделки рыбы нельзя и придумать.
Значит, он его все-таки выбросил! Но вовсе не потому, что сломалась усыпанная драгоценными камнями рукоять.
- Ты сам видел, как он зашвырнул его в реку? А где и когда это случилось?
- Я удил рыбу под крепостной стеной и увидел, как со стороны тех ворот, что выходят к реке, спустился человек. Он бросил что-то в реку и сразу вернулся в замок. Ну а я нырнул туда, где эта штука плюхнулась, да и вытащил ее. Это было рано утром, в тот день, когда всех мертвецов унесли в аббатство - завтра тому как раз неделя будет. Это был первый день, когда можно было порыбачить спокойно.
Да, все сходилось. В тот самый день Элин забрала тело Жиля в церковь Святого Алкмунда, а Курсель остался в смятении, наедине со своим запоздалым и бесполезным раскаянием, а заодно и с такой вещицей, которая могла бы навек отвадить от него девушку, стоило ей только ее увидеть. Вот он и нашел выход, который сам напрашивался - взял, да и закинул кинжал в реку. Ему и в голову не пришло, что ангел мщения рукою мальчика-рыболова может вернуть кинжал из речных глубин, чтобы предъявить эту улику тогда, когда он считал, что ему уже ничто не угрожает.
- А ты запомнил этого человека? Каков он собой? Каких лет? - спросил Кадфаэль.
Ибо сомнение все-таки оставалось. До сих пор единственным, что питало его убежденность, было воспоминание об искаженном ужасом лице Курселя и его дрожащем голосе, когда он заверял Элин в своей преданности над телом Жиля Сиварда.