Паутина (Соболева) - страница 123

— Подонок ты. Не приходи больше. Никогда.

Сунул телефон в карман и пошел пошатываясь к двери. В кромешной тьме. На ощупь. Мрак перед глазами. И тишина в голове. Гробовая. Мертвая тишина. Вот теперь это конец. И мой и ее.

ГЛАВА 17. Дарина

Секунды, минуты, часы. Длиной в вечность и неизвестность. Я ждала. Это самое невыносимое — ждать. Нет, именно его я могла ждать бесконечно долго. Но сейчас я ждала НАС. Будем ли МЫ еще или НАС уже нет?

Та ночь дала мне надежду. Она поселила во мне маленький луч света, который я увидела в его глазах, когда он смотрел на меня перед тем, как ушел. Такой безумно красивый, родной. Я не могла поверить, что со мной он может быть другим. Это же я. Его маленькая, его малышка. Это же мне он что-то читал, когда я не могла уснуть, это меня он по ночам носил на руках, это ко мне он относился так нежно и бережно, что мне мог бы позавидовать хрусталь.

Все кажется каким-то кошмаром, каким-то спутанным бредом. Как быстро может измениться жизнь. Как по щелчку пальцев какого-то дьявольского кукловода, который обрезал куклам все нитки, а теперь сжигает их в печи и смотрит, как корчатся их лица в пламени.

Его не было сутки, а мне казалось, прошла целая вечность. Страшно смотреть на часы. Ощущение, что каждая минута приближает меня к концу, к какой-то чудовищной точке невозврата, и чем дольше его нет, тем страшнее становится. Предчувствие, которое давит, душит надежду. Мне кажется, я чувствую, как на расстоянии от меня Максим меняется, отдаляется, разрывает все, что нас связывало, и закапывает глубоко в грязь.

Подъехала машина, и я бросилась к окну. Увидела Фиму. Прижалась лицом к стеклу, глядя, как он говорит по телефону. Четкое ощущение, что с НИМ. Мне всегда казалось, что мы с Максимом связаны какой-то невидимой ниточкой, даже леской, и она больно режет, если он отдаляется от меня, а еще я всегда могла чувствовать его на расстоянии. Словно я и была частью его.

Фима прошел в дом, а я босиком, крадучись, по ступеням вниз. Хотела знать, о чем они говорят. А вдруг Макс что-то передаст для меня, вдруг я пойму из их разговора о его решении.

Споткнулась, цепляясь за перила, и больно вывихнула руку, но, стиснув зубы, на носочках спустилась к той самой двери и замерла.

Я услышала женские стоны и надсадные крики. Где-то вдалеке. Как будто в доме, но не понятно, где. Вначале показалось, что кто-то мучается от боли, а потом я поняла, и все внутри похолодело. Так бывает в момент, когда еще не понимаешь, что происходит… не понимаешь, но чувствуешь. Затылком, глухими ударами сердца, и мелкими трещинами по нему идет то самое разрушение, после которого оно уже никогда не станет целым.