– Что ж, не могу сказать, что приятно было повидаться… До нескорой, надеюсь, встречи, – сказал как выплюнул блондин.
Илас облил индевелым взглядом наряд нечаянной родственницы, скривился, как от паленого первача, и, не говоря больше ни слова, вышел вон. Он был зол. В первую очередь на себя, хотя и на Вассу заодно, для компании. Ему надо торопиться, не терять ни вздоха, а он в потасовку ввязался… из-за гризетки, как думалось вначале. А вон как вышло. И что его бедовая сестричка тут делает, да еще в таком виде? Помнится, две недели назад она представилась замужней фьеррой, да еще и в положении… Скандал был знатный. А сейчас – замызганная, в изгвазданном тряпье, да еще с каким-то несуразным узлом, с которым даже при нападении не рассталась… И везет же ему с родственниками… Мачеха – снежная королева, что вечно в царстве льда и тумана, отец – изрядный стервец, а вот теперь и сестра – ходячее недоразумение.
Знал бы Илас, насколько созвучны в этот момент с его думами мысли Вассы, обязательно споткнулся бы. Девушка костерила свою дурость, по которой ввязалась в авантюру с монастырем. Отбитый зад, стертые ноги и пальцы, по-прежнему сводимые ломотой, были полностью солидарны в этом с хозяйкой. Когда лицедейка взобралась на кобылу, услужливо выведенную под уздцы служителем, и влезла в седло (не с первой попытки), копыта лошади ее негаданного спасителя уже выбивали гулкую дробь на мостовой вдалеке. Надев рукавицы и еще раз поправив съезжающую постоянно шаль, девушка выехала из символических ворот. Оные любая бродячая дворняга могла одолеть не напрягаясь, как перепрыгнув, так и через внушительную дыру в покосившемся плетне. Васса хмыкнула, глядя на последнюю. У нее создалось стойкое ощущение, что сия дыра была результатом трудов не бессловесной животины (лающей или блеющей – не суть важно), а молодцев, перебравших браги и решивших освоить мастерство телепортации, используя древнейшее заклинание – «напролом», поскольку прогалина в два локтя шириной требует немалых физических затрат, упрямства и вдохновения, присущих только двуногим.
Лошадка из тех, которых на колбасу пускать еще вроде и рано, а продавать уже поздно (ибо не даст никто за такую клячу хорошую цену), как-то обреченно, совсем по-человечески вздохнула, кося на всадницу. Во взгляде пегой будто читалось: «И что ж тебе неймётся в этакую холодрыгу?» Впрочем, она все же медленно двинулась в направлении, задаваемом наездницей: вон из города, на юг.
Вассу, издерганную за ночь, не сразу насторожил отдаленный топот, звонко разносившийся в предрассветной глуши и рикошетивший от стен жавшихся друг к другу домов, зачастую похожих на двухэтажные бараки. Запоздало мелькнувшая мысль «Погоня!» вмиг разогнала кровь девушки. Она пришпорила пятками клячу, которая с неожиданной резвостью наддала ходу. Тем не менее этого было явно мало. Ворота, которые на ночь уже давно не закрывались (Ваурий при всех своих недостатках императорствовал бескровно, войн в его правление пока не знали, чего нельзя было сказать о баталиях придворных и подковёрных), и караульные, с обеих сторон створок страстно обняв алебарды, дремали. Укутанные, чтобы не замерзнуть, они напоминали два шалаша, из туннука которых вверх поднимались струйки теплого пара.