* * *
Стражнику, заглянувшему в кибитку, предстала идеалистическая картина: милая, чуть крупноватая в кости, но жилистая фьеррина, явно засидевшаяся в девичестве, мирно вышивала на пяльцах. Ее рыжие локоны, уложенные в замысловатую прическу, ниспадали каскадом на плечи и неестественно прямую спину. Лицо, набеленное и нарумяненное в меру, подведенные сурьмой глаза. Единственное, что портило впечатление – взгляд. Так обычно рачительная хозяйка смотрит на таракана, невесть откуда взявшегося на кухне, размышляя, как бы поаккуратнее снять с ноги тапок, чтобы успеть пришибить усатую заразу, пока та не удрала.
Другая, сидевшая в кибитке, ничем не привлекла внимания служивого. Разве что горб, слегка перекошенный и оттого еще более безобразный. А так – серая, блеклая старуха с морщинистым лицом. На ее фоне рыженькая казалась вдвое краше.
Вдоволь налюбоваться фьерриной охраннику не дали. Помимо двух дам в кибитке было еще полдюжины цыганок всех возрастов. Эти для бравого блюстителя порядка были все почти на одно лицо. Чернявые, бойкие. Различались лишь возрастом: кто с подписью времени в висках или молодые зубоскалки, а двое даже в рубахах и портах – не доросли еще до юбок. Они враз заголосили на жуткой смеси языков и интонаций.
Стражник напоследок еще раз окинул взглядом рыжеволосую. Он знал, что брать взятки – грех, но не брать – искушение. Причем в данном случае весьма сильное, и побороть оное ему будет невозможно, а потому протянул незаметно руку, в ладонь которой Земар вложил злотый.
Старый цыган помнил, что говорил ему как-то один бургомистр (позднее, кстати, сосланный за мздоимство на каторгу): «Большие и маленькие взятки брать страшно, но маленькие еще и противно». Потому на подмазку и не поскупился. «С меня не убудет, в городе наворуем-нагадаем в сотню больше. А вот сделать так, чтобы эти двое прошли, надобно – кровь из носу», – решил для себя цыган.
Меж тем блюститель порядка запахнул полы кибитки и дал знак своему напарнику, чтобы тот пропустил табор в город. Колеса заскрипели, вторя заунывному пению ветра. За стенами Армикополя их стон влился в городской шум, смешался с гомонящей толпой, прибился к базарному говору, растворился в трескотне зазывал.
– А почему на улицах так людно? – Любопытный нос Вассарии выглянул из-за полы кибитки.
– Эй-ней, дак это же город, который никогда не спит, иль не слыхала? – хитро усмехнулась цыганка. А сейчас еще и время Мирма – праздника воев и сильных мужей.
Что-то в голосе старой плясуньи дорог насторожило девушку, но что именно, она понять не смогла. Наконец кибитка остановилась, и Земар, заглянувший внутрь, скомандовал: