Только не я, – мысль молнией пронеслась у меня в голове. – Не я, это какая-то ошибка, ошибка…
Почти безучастно я смотрела, как один из солдат взял в руку баллончик с краской и начертил на спине мальчика огромный оранжевый крест по диагонали. В следующую секунду парень перестал кричать, потому что СПП надел ему на лицо странную черную маску, напоминающую намордник для собак.
Я покрылась липким потом. А потом нас стройными рядами повели в лазарет на сортировку. По пути мы видели детей, идущих в противоположном направлении. Они направлялись к нам от ряда жалких деревянных лачужек. Все дети носили белую униформу. У каждого на спине красовался огромный цветной знак «X», поверх которого черным цветом был выбит номер. Я насчитала пять разных цветов: зеленый, синий, желтый, оранжевый и красный.
Дети с зелеными и синими знаками шли свободно, их руки не были связаны. У остальных – желтых, оранжевых, красных – руки и ноги сковывали железные кандалы. По низу от одних кандалов к другим тянулась длинная цепь, соединяя маленьких пленников в линию. Оранжевые носили на лице похожую на намордник маску.
Нам ужасно хотелось попасть туда, где светло и тепло, а впереди нас ждало странное помещение, на двери которого висел рваный листок с надписью «Лазарет». Доктора и медсестры выстроились по обе стороны коридора. При нашем появлении они нахмурились и закачали головами. Чистая плитка на полу тут же стала скользкой и грязной, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться на ногах. В ноздри ударил запах спирта, смешанного с каким-то лимонным запахом.
Один за другим мы поднялись по темной бетонной лестнице на первый этаж. Кроме пустых коек и мягких колышущихся занавесок, здесь ничего не было. Только не оранжевый. Только не красный.
У меня скрутило кишки. Перед глазами все еще стояло лицо той женщины. Я никак не могла отрешиться от этого видения. Вот она спускает курок, и в следующую секунду у моих ног приземляется часть окровавленного скальпа. Я не могла забыть лицо моей матери, когда она запирала меня в гараже. Я не могла забыть лицо бабушки.
Она придет, – подумала я. – Она придет. Она остановит маму и папу и придет, чтобы забрать меня. Она придет, она придет, она придет…
Когда мы поднялись наверх, они все же разрезали пластиковые стяжки у нас на запястьях, а затем вновь разделили нас, отправив половину направо по холодному коридору, а половину – налево. Оба направления выглядели приблизительно одинаково: несколько закрытых дверей и маленькое окошко в дальнем конце. Мгновение я просто смотрела, как дождь барабанит по этому тонкому мутному кусочку стекла. А потом дверь слева со скрипом отворилась, и в проеме показалось полное лицо мужчины средних лет. Он бросил в нашу сторону короткий взгляд, а затем прошептал что-то стоящему в начале группы СПП. Одна за другой двери начали открываться. Перед нами появились доктора. Единственное, что объединяло этих людей, помимо белых халатов, – это написанное на их лицах подозрение.