Два месяца назад на своем дачном участке он нашел сверток, в котором лежал пистолет, глушитель и патроны. Он сам просил их сюда доставить.
Опасность почувствовал интуитивно, как только этот болван Брозуль привез к нему Бурмина.
В тот первый день все было прекрасно. Подвиги вспоминали, коньяк пили, чокались. Говорили красивые слова, хотя он никогда не любил распространяться о своем партизанском прошлом.
Еще давно, в институте, его попросили выступить на вечере в День Победы. Он посмотрел в глаза профоргу и сказал:
— Неужели ты не понимаешь, что я не имею на это права?
С тех пор вся его жизнь была подернута неким флером таинственности.
Он никогда не носил ни колодок, ни наград. Не хотел привлекать к себе внимание. Зная, как строго проверяют тех, кто идет на загранработу, он всячески отказывался от нее. Хотя понимал, что раскопать его прошлое будет нелегко.
Да, собственно, что случилось-то в этом прошлом? Один раз всего испугался. А кто не испугался бы, когда к тебе прямо в комнату смерть приходит?!
Тот день он помнит всю жизнь. Красавчика этого Рискевича. Многое забыл, а голову его помнит. Густо набриолиненные волосы с белой дорожкой пробора.
Испугался он тогда, но все же за пистолетом полез. Вспоминая тот вечер, вернее, ночь, Лунев по сей день не может вспомнить: зачем ему пистолет понадобился? Что он хотел с ним делать? В кого стрелять? В себя или в Рискевича?
Потом, когда Рискевич ушел, он опомнился и понял, что сделал в своей жизни один верный поступок. Не выдал Брозуля. Сейчас иногда, когда видит его, основательного, неторопливого, глухая ненависть горло сжимает.
Смотрит на него и думает: «Если бы не я, сгнил бы ты в гестаповском подвале».
Когда его, подстреленного, немцы к лесу отвезли, он опять в город пробрался, пришел к Брозулю. Вместе в отряд ушли.
Нет. Не виноват он был, что эти погибли. Он же один раз оступился. Всего один раз. А до этого делал все, как нужно, и после этого тоже.
Раненого командира партизанского соединения Холмова на себе тащил, из боя его вытащил. Почему же жизнь такая несправедливая? Он и работал хорошо. Орден получил. Все делал на благо Отечества. Сам вину свою искупил. Сам.
Зачем же они его нашли? Почему несправедливо так? Сколько людей погибло, а Рискевич этот жив.
Он его сразу узнал, когда тот вошел в его номер в Вене. А какой счастливый день был, всего пять лет назад. Но кажется, что целое тысячелетие прошло.
Лунев опять закурил, затягивался глубоко и жадно, как 10 июня сорок первого, когда они, стрелки-спортсмены, приехавшие на соревнования в Гродно, вместе с красноармейцами отбивали атаку немцев. Лучше бы убили его тогда. Лучше бы убили.