Нервы так измотаны, что я не испытала ни удивления, ни горя, ни облегчения. Внутри – глухая пустота, словно в древнем сосуде. Через минуту-две эмоции стали возвращаться, будто через пелену, через вату, не спеша, аккуратно вползая в мозг и грудь. Настороженность и недоверие – вот мои главные спутники, и, возможно, в них мое спасение.
Мать Лехи может быть тем самым некромантом, что помогал подставить Государя Лучанскому, Горгоне или еще кому-то. Выманить пытаются, узнать, где я? И кто Леха после этого? Соучастник?
Надо… Придумала! Надо позвонить Игорю: расспросить, что да как.
Три гудка – прием звонка – знакомый голос.
– Лея, ты?!
– Да, я.
– Лея, у нас тут беда! Ты не представляешь, что случилось!
– Государь погиб? – с таким бессилием, помноженным на безэмоциональность, спросила я, что впору испугаться.
– Откуда…
Я перебила:
– Леха написал.
Тишина в трубке. Пятнадцать секунд, тридцать.
– Как он умер?
Лихорадочное возбуждение, граничащее с паникой, из тона Игоря исчезло. Осталось то же бессилие, что и у меня.
– Пулю в висок пустил. У себя дома. Записка. Ты знаешь о записке?
– Знаю, что она есть. Но ничего про текст. А ты?
– Тоже.
Я неловко попрощалась, бросила телефон на стол, опустила подбородок на сцепленные пальцы рук и продолжила лихорадочно соображать.
Значит, Судар все-таки вышел из КПЗ. Сам, или его отпустили – сейчас не суть важно.
Лана! Что она скажет?
Весть облетела университет в считаные часы. Подруга тоже оказалась в курсе, но не сумела сообщить больше того, что я уже знала.
Три человека подтвердили смерть Государя.
Главный вопрос: он действительно умер, его убили или он инсценировал свою гибель, как поступал, полагаю, не раз?
Не знаю теперь, что делать. Продолжить таиться тут, рискуя сойти с ума, или попытаться проверить информацию и расстаться с жизнью?
Еще прячась в гостевой комнате Государя, я упоминала, что для меня ожидание смерти хуже самой смерти. Лучше заглянуть в лицо опасности, чем терять рассудок от ужаса и неизвестности.
Переоделась, припрятала в кармане брюк заточку, надела на запястье браслет времени. Девятое июля. Что я делаю? Я ненормальная?
Ввела адреса, чтобы немедленно телепортироваться к Государю домой, и очутилась в гостевой комнате, где прожила многие выходные.
Ступни и кисти мигом задеревенели, словно на морозе. Меня била мелкая дрожь. Даже воздух, пронзающий легкие, казался ледяным. Закаты на фотографиях зловеще меняли цвета, темнели, будто предвещая беду.
Тьфу! Конечно, после сочинской жары мне здесь холодно, руки и ноги мерзнут на нервной почве, а фотографии – просто игра света и тени или моего измученного страхами воображения. Всему есть рациональное объяснение, Лея. А теперь иди. Умрешь ты не здесь.