— Ох, не знаю, — забормотал я, — не знаю, Ниночка. Это все слишком сложно, рискованно… Слишком уж ответственно…
С минуту она пристально смотрела на меня, отогнув край мехового капюшона. Потом опустила руку. А я продолжал:
— Жизнь у меня — имей в виду! — странная, скверная. Судьба постоянно ведет меня по краю катастроф. Зачем это тебе? Да еще — здесь… Якутия — не курорт! Нет уж, лучше лети в Москву. Так спокойнее. А там посмотрим… Живы будем, встретимся! Непременно!
Я мямлил и мялся так — от растерянности. Я ведь не знал тогда: люблю ли я всерьез эту девочку? Над этим я вообще как-то мало задумывался… Теперь-то я понимаю, что это как раз и был тот самый случай, которого я все время жду и ищу! Но ведь в жизни нашей почти всегда так и происходит: мы многое начинаем по-настоящему ценить лишь после того, как — теряем…
Если б я лучше разбирался в себе и верил в фортуну, — все повернулось бы иначе. Что мне стоило бы, в самом-то деле, задержать Нину, оставить ее здесь, с собой?!
Мы простились — и вот, спустя два дня, в Верхоянск пришло известие о том, что самолет с геологами попал в антициклон, потерпел аварию и разбился в тунгусских гольцах.
Глава 4. Сага о рыбьем жире
Я прожил в Якутии всю зиму — и чем я только не занимался! Служил в Верхоянске, в конторе по заготовке пушнины. Но скоро ушел, не вынес здешнего климата. Немного пошатался с охотниками в горах. Потом спустился в тундру и там, неподалеку от села Казачьего, осел в оленеводческом совхозе. Некоторое время заведовал «Красным Чумом» — передвижным совхозным клубом. Оленьи стада ведь постоянно перемещаются, бродят по тундре. И с ними вместе кочуют пастухи. Вот их-то я и обслуживал; разъезжал по кочевым стойбищам с библиотекой и кинопередвижкой. Затем — уже накануне весны — стал развозить на собачьих упряжках почту. Словом, поскитался и повидал немало!
В этих краях все исполнено своеобразия — и сама природа, и местные нравы, и людские типы… Типы здесь встречались мне прямо-таки уникальные! Но поговорим сначала о нравах.
Все северные племена, населяющие эту часть континента (якуты, эвенки, чукчи, камчадалы), кое в чем схожи меж собой. Эти племена делятся на две категории — на так называемых «береговых» и «оленных».
«Береговые» промышляют рыболовством и охотой на морского зверя, «оленные» же занимаются пастушеством. (Деление почти библейское!) Причем пастухи живут гораздо спокойнее рыболовов, основательнее, беспечнее, сытнее.
Северный олень для туземцев — поистине, благословение Божие. Он обеспечивает их всем необходимым, буквально всем! Из оленьих шкур шьется одежда и изготовляется обувь, из жил делаются нитки, из рогов и копыт — различные украшения, гребни, браслеты, а также чубуки для трубок и рукоятки для ножей. И основная пища здесь тоже — олень! Мясо его варят, коптят и вялят, то есть выдерживают сырым на ветру, на морозе. Вот вяленое, нарезанное тонкими ломтями мясо — самое распространенное блюдо у оленеводов. А главное лакомство — язык и губы, костный мозг и, конечно же, свежая парная оленья кровь.