Они о чем-то беседовали, смеясь. Затем парень достал из кармана папиросную пачку — ощупал ее, досадливо скомкал и выбросил. Тогда Гога повернулся, указывая пальцем на табачный киоск. И в это мгновение наши взгляды встретились.
— Эй, Чума, — закричал он, — ты что здесь делаешь?! Вот, легок на помине!
И он поспешил ко мне, семеня и подмигивая, таща собеседника за рукав.
— Мы как раз о тебе толковали! — зачастил Гога. — Я ему рассказывал про твои делишки. Он ведь тоже завязавший, отошедший от кодлы. Такой же «бывший», как и ты… Да вы познакомьтесь.
Пожимая мне руку, парень сказал сиповатым, застуженным баском:
— Иван Туманов. Рад увидеться! Я о тебе давно слышал — еще у хозяина… Как же, как же! Рад!
— Ты что, тоже с 503-й стройки? — спросил я.
— Оттуда, — кивнул Иван. — Курейку знаешь?
— Еще бы не знать, — усмехнулся я, — памятные места. Я там на штрафняке был.
— Да ну? — отозвался он. — Значит, мы по соседству чалились. Штрафняк на сороковой версте стоял, а наш лесозавод — пониже, у самого устья. Н-да. Вот как… Землячки, стало быть. И когда ж ты, земеля, там был?
— В пятьдесят первом году.
— А я как раз в тот год, осенью, на свободу вышел.
— Ну, сейчас что делаешь?
— Тружусь, — улыбнулся Иван, — а что мне еще остается? Коль уж завязал, значит — кончики. Надо вкалывать!
Улыбка у него была простецкая, открытая — до ушей. И весь он выглядел на зависть крепким и ладным, и по лицу его, по всему его облику, заметно было, что он не ропщет на судьбу и вполне доволен своей участью.
Я спросил, с интересом разглядывая этого парня:
— Где же ты теперь вкалываешь?
— В экспедиции… Производим археологические раскопки древних городищ… В общем, экспедиция эта — от академии наук, понимаешь? Ученых всяких навалом. Ну а я при них состою в работягах. Старшим — куда пошлют.
— И нравится?
— А конечно! Заработки приличные. И работенка тоже подходящая. Как я человек простой… Всю жизнь в лагерях жидкие щи хлебал, ломом подпоясывался… Мне не привыкать. Да ведь и образование мое — сам понимаешь. Неполное начальное. Это ты один такой у нас — и грамотный, и талант имеешь. Твое дело, ка-а-анешно, особое!
— Он вообще везучий, — поддакнул Гога.
— Везучий, — убежденно сказал Иван, — ясное дело!
— Да какой я везучий, — уныло махнул я рукой, — где оно, это везенье? В чем? Наоборот.
— Ну как же! — ответил Иван. — Мне Гога рассказывал, все уши прожужжал… Зашел в Союз писателей, рванул там валюту — и в кабак. Чем не жизнь?! — Он прищурился. — Скоро небось в большие люди выйдешь, с нами и знаться не захочешь.
— Эх, да все это, ребята, не так, — проговорил я, запинаясь, — вранье это все… Говоря по совести, дела мои дрянь.