— Привет! Принимай гостей.
— Привет, — отозвался темноволосый, — грейтесь… — И сейчас же он насупился, распрямился, насторожась:
— Вы сказали — гостей? Это как же… Разве вы не один?
— Нет, один.
Незнакомец подошел к костру, и свет упал на его лицо — скуластое, крупное, поросшее жесткой щетиной. Брови его, и ресницы, и глубокие складки у рта — все было густо опушено морозцем. Он утерся — засопел, зорко глянул из-под бровей.
— Один. А что такое?
— Ничего. Просто поинтересовался.
— Ну а ты, — помедлив, спросил человек в унтах, — один здесь?
— Д-да…
— Ага! Ну вот и ладно!
Незнакомец уселся, покряхтывая. Подышал в ладони, простер их над мигающими углями.
— На пару веселей будет, способней, верно я говорю?
— Пожалуй…
«Странный какой-то тип, — тоскливо размышлял темноволосый. — Телогреечка старая, засаленная, а унты новые — такие обычно летчики носят. Кто ж он есть на самом-то деле? Заросший, мрачный. И без ружья — это тоже странно. Ночью в тайге нормальные люди не ходят безоружными… Хотя, с другой стороны, для меня же лучше — спокойней».
Он сказал:
— Что ж, давайте знакомиться! — Привстал, раздвинул губы в улыбочке. — Михаил.
— Очень приятно, — прогудел человек в унтах. — Скрипицын! — Крепко, коротко стиснул руку Михаила, оглядел его сощурясь, ощупал взглядом лицо, пушистый, в пестрых разводах шарф…
«Залетный, — подумал он, — и настороженный какой-то. Поди разберись, чем ты тут дышишь?»
— Далеко направляешься? — спросил он погодя.
— Нет… а вы?
— Что — я?
— Далеко?
— Да как сказать, — задумчиво поднял брови Скрипицын. — Здесь любой конец неблизкий… Тайга! — Он моргнул глазом. — Ты эти места хорошо знаешь?
— Не особенно. Так, в общих чертах.
— Недавно только прибыл?
— А что? — сказал, кривя губы, Михаил. — Заметно?
— Конечно.
— Это почему же?
— Да вообще. — Скрипицын неопределенно пошевелил пальцами. — Больно уж вид у тебя такой. Этот шарфик, то-сё…
И он неожиданно качнулся к Михаилу и цепко ухватил его за край шарфа.
Широкая его пятерня лежала на отвороте михаиловой тужурки — на самой груди — плотно лежала и тяжело, и, чувствуя эту тяжесть, Михаил отшатнулся резко.
— Да не бойся, — лениво, затягивая слова, сказал Скрипицын.
— А я и не боюсь! — Михаил по-прежнему держал на коленях двустволку, легонько оглаживал затвор. — Чего мне бояться-то?
— Тоже верно, — отозвался Скрипицын. — Нечего. В том и суть.
Он умолк внезапно. Челюсти его сжались. Зрачки дрогнули и застыли, и там, в глубине их, увидел Михаил отражение ночи; они смотрели мимо него, поверх, в морозную тьму.
Михаил поворотился. И побледнел — ему стало страшно. Близко, почти вплотную, стоял за его спиною приземистый, бородатый мужик. Шаткие отблески пламени лежали на броднях и овчинном его полушубке и тускло окрашивали ствол дробовика.