Завидя приближающегося матроса, юнкер взялся за рукоять пулемета-кольта.
— Ваше благородие, господин юнкер! — закричал Ивлев, поднеся руку к бескозырке. — Разрешите обратиться…
— Пожалуйста! — важно пробасил в ответ юнкер и по-мальчишески приосанился.
— Скажите, бога ради: кого я должен просить здесь, на станции, чтобы меня поскорей доставили в Екатеринодар к войсковому атаману. Я — поручик, фамилия моя — Ивлев. Маскировка под матроса вам, конечно, понятна.
— Идите, господин поручик, в комнату дежурного по станции, — сказал юнкер. — Там командир нашего отряда юнкер Олсуфьев. Расскажите ему все, и мы, наверное, домчим вас этим же поездом.
Ивлев первым выпрыгнул на платформу Черноморского вокзала, за ним — юнкер Николай Олсуфьев.
Февральский день выдался хмурым. Однако Ивлеву было невыразимо радостно ступать живым и невредимым по родной екатеринодарской земле. Не каждому офицеру судьба дарует такое!
Олсуфьев, заправляя на ходу под козырек фуражки свой чуб, сказал:
— Пошли скорей! Вот, кстати, и трамвай. На нем как раз докатим до атаманского дворца.
Действительно, у вокзала остановился маленький синий вагон, такой милый, как само детство. Ничего в облике трамвая и его окраске не изменилось, будто и не было никакой войны и долгих лет разлуки с Екатеринодаром.
Вагон был пуст. Ивлев рывком рванул дверь и поднялся на переднюю площадку, на которой стоял у мотора, держа медную ручку, седоусый пожилой вагоновожатый. Очевидно приняв Ивлева за матроса-большевика, схваченного юнкерами, он сочувственно поглядел ему в лицо. Имитируя ухватки и манеры матерого флотского, Ивлев лихо бросил:
— Кати, браток, до самого Екатерининского сквера!
Вагоновожатый тотчас же крутнул медную ручку мотора.
Дребезжа и подпрыгивая на стыках рельс, трамвай понесся по безлюдному городскому выгону мимо знакомых с детства, наглухо закрытых казенных амбаров.
— Екатеринодарские добровольцы удивительно беспечны, — сказал с укором Ивлев Олсуфьеву, севшему рядом на скамью. — Со стороны Тимашевской могут в любой момент нагрянуть красногвардейцы. А на Черноморском вокзале, кроме двух казачьих офицеров, никого.
— Да, — согласился Олсуфьев, — если на Тихорецком и Кавказском направлениях у нас имеются кое-какие войска, то здесь, по сути дела, нет ничего, если не считать нашего юнкерского поезда. Атаман Филимонов слишком надеется на казаков станиц Медведовской, Мышастовской и Новотитаровской. Мол, они не пропустят большевиков.
У скотобойни трамвай на минуту остановился, и Олсуфьев крикнул:
— Езжай, езжай! Мы в атаманский дворец!