– Ты поздно, – холодно сказал он супруге.
Кэрри обернулась ко мне, словно извиняясь, и подошла к нему. Я смотрел на эту пару и не понимал, что связало этих людей. Лед и огонь не могут сосуществовать. Либо огонь погаснет, либо лед расплавится. А может, и то и другое.
– Доброй ночи, – сказал венценосной паре и первым вошел в общежитие. Что-то подсказывало мне, что их ссора продолжится. И вряд ли обоим нужны свидетели.
Проверил, на месте ли мои студенты. Все обнаружились в своих комнатах. После утреннего происшествия на балу они вели себя тише воды. Если бы я не заставил, вообще бы туда не пошли. Но я был непреклонен. Поэтому вся группа около часа толклась в бальном зале. Никто не танцевал. На ужин пошел только Шип – его страсть к вкусной еде сложно было не заметить.
Что-то мне подсказывало, что веселье только начинается. Это же надо додуматься – сорвать церемонию начала учебного года! Только глупцы могли так поступить. Или стайка подростков из духа противоречия. Им хочется сделать что-то наперекор, хоть как-то отомстить за навязанные рамки. Я сам был таким же, пока не попал в Ладемскую подземную тюрьму. И вышел оттуда другим человеком.
Убедившись, что маячки исправны, лег спать. Но сон не шел. Слишком много мыслей кружилось в голове. О завтрашних лекциях. Моих студентах. Прекрасной кронне, которой так не повезло с мужем. И лишь на рассвете я заснул, чтобы пару часов спустя проснуться и приступить к работе.
Я слабо представлял сам процесс преподавания. Набросал на листах азы из книги, выданной эр Мурром. Не сказать, чтобы особо переживал – я не собирался становиться профессором. Пусть ректор сам отвечает за свою задумку. Но и ударить в грязь лицом не хотелось. Студенты не будут спрашивать, кто дал мне право преподавания. Они будут слушать и оценивать. Значит, надо быть достойным высокой оценки.
Светило солнышко. В его лучах здание академии казалось озаренным светом. Красиво. Редко встретишь такую утонченную архитектуру. Ускорил шаг. Надо прийти раньше студентов, разложить конспект, сосредоточиться. Первая пара предстояла в моей группе. Вторая – у второго курса. Не знал, которая из них беспокоила больше. Свою группу я хотя бы видел, а вот второкурсники…
Зашел в пустую аудиторию. Рассортировал листы, еще раз пробежался по ним взглядом. Почерк испортился. Отвык много писать. Буквы стали угловатыми. Увидь моя мать эти каракули, отказалась бы от меня куда раньше.
Раздался перезвон колокольчиков, предупреждающий студентов, что до начала пары осталось десять минут. В коридоре слышались топот и звонкие голоса. В аудиторию никто не входил. Где они? Десять минут промелькнуло, и когда я уже собирался идти на поиски, дверь распахнулась, впуская мою группу.