– Эй, тебя тут искал один, с журфака. Представился Греком, сказал, ты поймешь.
Вот так, после трехлетнего молчания, Саша Грек снова появился в моей жизни. Просто пришел в общагу. За это время он сильно вырос и, кажется, еще сильнее похудел. И, судя по нелепой прическе, до сих пор стриг себя сам. О том, куда он пропал тогда, в школе, я спрашивать не стал – уродливые шрамы порезов на его запястьях я и так отлично видел, даже несмотря на то что он всегда и везде старался ходить в рубашках и кофтах с длинным рукавом.
Жизнь в университете сильно изменила его – здесь не было гопников и скучных ненужных тупых уроков типа труда и ОБЖ, и каждый студент мог раскрыть свой потенциал. Я как-то вскользь заметил, что это странно – узнать, что он, Грек, учится на журналиста.
– Я был уверен, что ты станешь частным детективом, – сказал я.
– Это все мой дядя, мамин двоюродный брат, – сказал Грек. – Он телеведущий на Первом канале. Помог мне поступить сюда, практику буду проходить у него.
Грек был все тот же: в голове бардак, но такой фактурный и яркий, что наблюдать за ним – одно удовольствие. И еще: к старым бзикам теперь добавилась парочка новых – он, например, никогда не говорил: «На улице жарко», он обязательно называл точную температуру: «На улице тридцать три градуса».
– Во всем должна быть точность, – повторял он и знакомым жестом убирал упавшую на глаза челку.
Когда же я не смог ответить на вопрос, какая у меня группа крови, он и вовсе пришел в ярость:
– Ты дурак-нет? А если ты попадешь в аварию и потребуется переливание? Да ты кровью истечешь раньше, чем они анализ успеют сделать!
Сперва эта его дотошность меня дико раздражала, но очень быстро – буквально через месяц – я привык.
– Ты можешь себе это представить? – спрашивал я у мамы; я звонил ей раз в неделю. – Чисто математически какова вероятность того, что два человека из Рассвета поступят в МГУ и встретятся в общаге?
– Да уж, удивительно, – равнодушно вздыхала она. – Какое странное совпадение. Небось сейчас опять броситесь искать пропавшее озеро или что-нибудь в этом роде.
С ней было очень сложно говорить – она теперь жила одна, и новая жизнь в «опустевшей квартире» очень плохо влияла на мамин характер: в голосе чувствовалось вечное недовольство, она каждый раз исподтишка, как бы между делом упрекала меня в том, что уехал в Москву и бросил ее там, в Рассвете, одну. Егору тоже доставалось.
И, выслушав все мои истории про встречу с Греком, она задала Вопрос. Вопрос, который каждая мать рано или поздно задает своему сыну-студенту: