Егор залез в ее аптечку и перебрал таблетки. В баночке с этикеткой «аспирин» на самом деле лежали другие таблетки, морфин. В пакетике, без рецепта. И даже когда мы высыпали таблетки на стол, прямо перед ней, она продолжала ворчать и отбиваться, используя все самые глупые отмазки, которые только может придумать припертый к стенке наркоман:
– Это не мое! Я не знаю, откуда это здесь. Вы ничего не докажете!
– Мам, мы не следователи. Мы не собираемся ничего доказывать. – Она сидела на диване, скрестив руки на груди, насупившись, как обиженный ребенок. Егор сел на стул напротив нее. – Нам нужно о-о-о-очень серьезно поговорить.
Разговора не получилось, любую попытку заговорить о лечении она встречала криками, упреками, угрозами.
– Я говорил с наркологом. Он говорит, ее надо положить в клинику.
– С ума сошел?!
– Не ори.
– Это убьет ее! Она решит, что ее предали. Избавились от нее.
– Петро, не ори на меня. Я всего лишь передаю тебе слова врача. Снимать человека с иглы нужно под присмотром специалиста. Если тебя беспокоит финансовый вопрос, то не парься, я все оплачу.
– А ты, значит, у нас теперь богатенький Буратино, да?
Егор тяжело вздохнул.
– Хорошо. Не важно. Что ты предлагаешь тогда?
* * *
Она не оставила нам выбора. Я позвонил Оле и сказал, что задержусь еще минимум на неделю. Егор съездил в магазин, купил продукты, воду в бутылках и ящик с инструментами.
– Что вы делаете? – спросила мама, когда увидела, как я скручиваю замки с двери в туалете и в ванной.
– Готовимся, – сказал Егор. Он выставлял бутылки с йогуртами на полки холодильника. – Нам предстоит тяжелая неделя.
Она, конечно, сразу поняла, к чему все идет, и попыталась сбежать, хотела выскользнуть на улицу, но не справилась с замком.
– Что происходит? Откройте дверь, я хочу выйти, подышать свежим воздухом.
– Никуда ты не пойдешь. – Я вытащил личинку замка из двери в туалет, бросил ее в ящик для инструментов и занялся замком в спальне.
Через минуту я услышал, как она открывает окно. Когда я вбежал в зал, Егор за ногу тянул ее назад, она брыкалась, била его пяткой, пыталась попасть по лицу, визжала – пронзительно и низко, как сирена в Дрездене перед авиаударом.
Я подскочил, схватил ее за вторую ногу и помог Егору втянуть ее обратно, она грохнулась на пол с неприятным, противоестественным звуком – словно собаку ударили под дых. Минуту мы, все трое просто лежали на паркете и шумно, глубоко дышали. Мама не двигалась, и я испугался, что при падении она могла сломать себе что-нибудь, я потянулся к ней, но она отпрянула, прижала ноги к груди, спрятала голову между колен, обхватила себя руками и зарыдала, завыла.