– Вот, выпей воды.
– Сам выпей.
Агрессия сменялась жалостью к себе – она начинала рыдать и просила прощения, потом еще пять минут – и она снова обвиняла нас в том, что мы специально пытаем ее: «Я знаю, вам доставляет удовольствие смотреть, как я страдаю».
На третий день ей стало лучше. Она встала и направилась в туалет.
– Дверь оставь нараспашку, – сказал я.
– Зачем? Вы уже скрутили замок.
– Я хочу быть уверен, что у тебя там нет заначки, которую я пропустил.
Она сильно похудела за эти дни – ключицы торчали, пальцы казались неестественно тонкими и длинными, пижама висела на ней, как мешок.
– Я не могу писать, если знаю, что кто-то услышит журчание.
Я сидел в кресле с карандашом и толстой книжкой под названием «1001 кроссворд».
– Прости, ничем не могу помочь, – сказал я, не отрываясь от кроссворда. – Ты можешь спеть что-нибудь, и тогда я буду слушать твое пение, а не «журчание».
Она зашла в туалет, хлопнул стульчак.
– Кстати, ты знал, что хозяева ягодных плантаций заставляли рабов петь во время сбора урожая? Так хозяин знал, что рабы не едят его ягоды. Ты не можешь одновременно петь и есть ягоды.
– Если это вызов, то я принимаю его! Сейчас принесу ягоды – и увидим!
И я услышал ее смех, ей понравилась шутка.
Шаркая тапочками по паркету, она вернулась в кровать и залезла под одеяло. Прошло минуты две, и вдруг она спросила:
– Что ты делаешь?
– Разгадываю кроссворды.
Она долго смотрела на меня, я отвлекся от страницы.
– Что?
– Ты такой красивый.
– Эмм, спасибо.
– Почему ты не любишь, когда я называю тебя красивым? Это же правда.
Я не знал, что ответить. Она продолжала:
– Ты и в детстве был красивым мальчиком, хотя и не верил в это и всегда очень злился, когда я говорила, что ты красавец.
– Все мамы считают своих детей красивыми.
– Возможно, но в моем случае все иначе. Потому что ты действительно красивый.
Я устало вздохнул и посмотрел на нее поверх кроссворда. Я не мог понять, что это с ней – очередной перепад настроения, вызванный детоксом, или просто минутка материнской нежности? Это был хороший знак, первый положительный симптом.
И все же время здесь, в этой «комнате детокса», тянулось невероятно медленно, за каждым новым движением минутной стрелки на часах я наблюдал, как Ахиллес за черепахой. И даже когда Егор приходил, чтобы сменить меня, я все равно не мог найти себе занятие. Я был измотан – физически и эмоционально – так сильно, что не мог толком ни читать, ни смотреть телевизор, ни даже играть в компьютерные игры. Спать я тоже не мог. И я разгадывал кроссворды, один за другим – начал с самых простых, потом перешел на самые сложные, те, где в клетки нужно вписывать слова вроде «сингулярность» или «клептократия».