– Да, мой младший брат тоже все время чудит, – сказала Аня.
– У него тоже странные отношения с печеньками, да?
– Типа того. Он, как бы это сказать, с прибабахом. Не любит, например, когда его трогают за голову, поэтому не ходит к парикмахерам и стрижет себя сам. Выглядит это ужасно, но ему нравится. Вообще, он очень умный, уже все книги в доме перечитал, и у соседей тоже. Наша мама работает в архиве института, он и там, кажется, все папки перелопатил. И при этом у него совершенно нелепое, абсурдное воображение. Постоянно мерещится всякое. Преступления, заговоры, шпионы. Воображает себя детективом. Например, недавно он пытался мне доказать, что водонапорная башня за девятым домом – это на самом деле не водонапорная башня, а ракета «Фау-2», замаскированная под водонапорную башню. Это ужасно странно. Ну, то есть я понимаю, что ему тринадцать и все такое, и мама говорит, что в его возрасте это типа нормально, но я за него все равно беспокоюсь.
Она остановилась возле входа в актовый зал и показала большим пальцем за спину:
– Мне сюда.
– А что там?
Я заглянул внутрь. По сцене ходили мальчишки в смешных костюмах – в странных мундирах, с цилиндрами на головах. И декорация – огромный картонный Биг-Бен и, кажется, тот знаменитый Лондонский мост, который обычно рисуют на коробках с английским чаем или печеньем. Как он там называется?
– Мы репетируем. Играем пьесу. По Диккенсу. «Дэвид Копперфилд».
– А-а-а-а, Копперфилд? – Я закивал. – Пон-нятно.
«Угу, типа ты знаешь, кто это такой», – скептически сказал мой внутренний цензор.
«А вот и знаю!»
«И кто же?»
«Волшебник! Я по телику видел! Он прошел сквозь Великую Китайскую стену».
«Ты идиот, – вздохнул мой внутренний цензор. – Мне стыдно, что я живу в такой пустой голове».
– Он снова там, да, – спросила Аня, показывая на висок. – Твой внутренний цензор?
Я улыбнулся и кивнул.
– Можно я посмотрю, как вы репетируете? Я очень люблю «Дэвида Копперфилда».
Аня посмотрела себе за спину, потом в даль коридора.
– А разве тебе не надо забирать брата?
– Ой, – я посмотрел на свои наручные часы «Касио». – Едрена мать!
И бросился бежать.
– Пока! – Аня махала мне вслед.
* * *
Учителя алгебры звали Сергей Семенович, и его инициалы – СС – сыграли с ним злую шутку. Мы называли его Эсэсовец. И он действительно был похож на немецкого штандартенфюрера: высокий блондин, всегда в черном, идеально выглаженном костюме, он ходил между партами, заложив руки за спину, как надзиратель.
Каждый урок начинался с того, что он проходил между рядами и проверял наличие всех необходимых предметов на партах: ручка (синяя), карандаш (наточенный; а если нет – он лично даст тебе точилку и будет молча стоять над душой, пока ты не наточишь карандаш; поверьте – это страшное зрелище; от такого у ученика начинают дрожать руки, он косячит с точилкой, нервничает еще больше, потеет и тихо доводит себя до нервного тика; я видел, как ученики падали в обморок, потому что не могли выдержать молчаливого взгляда Сергея Семеновича), ластик (чистый), линейка (30 см; именно 30 – и ни сантиметром меньше), тетрадка (в клеточку, открытая на чистой странице), дневник (закрытый, на углу парты), учебник (открытый на параграфе, который задавали на дом). Сергей Семенович больше всего на свете уважал порядок (и нефильтрованное пиво, но сейчас не об этом). Если ученик забывал принести с собой ластик или положить на парту дневник, СС спокойно, но строго указывал ему на это, если ошибка повторялась – он указывал на дверь.