Моя мигрень однажды даже спасла мне жизнь. Еще в университете. Боль была такой сильной, что мне стало тяжело дышать, и я вышел на улицу, на свежий воздух. Через пять минут на кухне в общаге, прямо рядом с моей комнатой взорвался газовый баллон. Оконная рама грохнулась на асфальт в двух метрах от меня.
Когда я рассказал об этом Оле, она, конечно, не поверила:
– Тут нет никакой мистики. Твоя голова заболела как раз из-за утечки газа, вот и все. Перестань выдумывать.
Она всегда всему находила объяснение, за это я ее и любил. И все же в тот вечер, попрощавшись с Греком, я вернулся домой и всю ночь не мог уснуть – мигрень была такой сильной, что у меня текли слезы. Таблетки лишь ослабляли боль, но голова продолжала трещать, словно кубик льда, брошенный в горячую воду.
– Проверь газ. На всякий случай, – сказал я Оле.
– У нас электрическая плита. Успокойся. Просто лежи.
Это случилось как раз в ночь перед празднованием маминого юбилея. И вечером третьего мая меня свалил с ног очередной приступ мигрени.
Вечером приехал Грек на такси, мы сели в машину. Сперва попали в пробку, потом чуть не столкнулись с каретой, запряженной двумя лошадьми, – жених и невеста ехали в загс на таком экзотическом средстве передвижения («Ух ты, лошадки! – кричал Лева, прижавшись носом к боковому стеклу. – А давайте на них поедем?»), потом, доехав до пункта назначения, мы сломя голову рванули в главный зал и, распахнув двери, поняли, что ошиблись адресом. Нас окружали люди, облаченные в костюмы штурмовиков из фильма «Звездные войны». В углу за барной стойкой сидел Дарт Вейдер.
– Ух ты! – закричал Лева. – Смотри, пап, это Чубакка!
И в самом деле – прямо к нам направлялся человек в костюме Чубакки.
– Вы чего так вырядились? – спросил он.
– Это мы вырядились? – закричал я. Голос мой сорвался в фальцет.
Все, кто находился в зале – штурмовики, Ханы Соло, принцессы Лии, – посмотрели в нашу сторону. Зрелище, прямо скажем, сюрреалистическое.
Повисла тишина.
И вот он я, стою в своем самом лучшем костюме, взмокший от беготни и нервотрепки, с шестилетним ребенком, рядом – жена в черном вечернем платье, держит туфли в руках, и позади нас Грек, тоже в костюме, с букетом белых роз. И перед нами стоит амбал в костюме Чубакки с арбалетом и спрашивает, чего это мы так вырядились.
– Я Петр Портной, – хрипло сказал я.
– Это не настоящий Чубакка, – сказал Лева. – Чубакка не умеет говорить, он только рычит.
– Очень приятно. А мы тут день звездных войн отмечаем. Четвертое мая.
– Постойте-ка. Какой у вас адрес?
* * *
Через пятнадцать минут мы, вспотевшие и вымотанные, как марафонцы, ворвались в зал, наполненный гипсовыми статуями и людьми во фраках. Кто-то из гостей как раз произносил торжественную речь.