— А ты откуда знаешь, как меня звать? — И румянец на ее лице все разгорался под его взглядом.
— Ого, — пошутил парень, — кто ж не знает Каси Йош из села Быковцы, благочестивой девицы, которая не пропускает ни одной службы в кафедральном костеле. — Иван сокрушенно покачал головой и проговорил со вздохом, подделываясь под пожилого человека: — О-хо-хо, девонька, не иначе как тяжкие грехи гнетут твою душу, они-то и гонят тебя, беднягу, что ни воскресенье, в этот дальний костел. А может, ты оскоромилась в великий пост?
Катерина еще сильнее зарделась от его шутливого замечания, однако не обиделась, наоборот, по ее лицу пробежала усмешка, — по правде сказать, она считала себя не очень-то богомольной. А что ходит в костел, так на то воля родителей: их семья, хоть и живет среди русинов и разговаривает дома на их языке, считает себя католической, польского происхождения.
С разговорами они прошли к мосту. Девушка не спешила, ей было приятно с этим парнем, который за словом в карман не лезет. Парень рассказывал о Вене, о ее чудесных улицах и площадях, о веселых венцах, собирающихся вечерами в парке потанцевать под музыку Штрауса. Девушке было что послушать: и про широкий Дунай, по которому ходят белые пароходы, и про Альпийские горы, по которым в полной боевой выкладке еще прошлый год вынужден был карабкаться жолнер[5] Иван… Заслушалась Катерина и забыла про костел. По дороге к городу задержались на старом высоком мосту через Сан. Облокотившись на деревянные перила, смотрели сверху на прозрачную шумливую быстрину, на каменистое дно, где сновали верткие серебристые рыбы.
На главной улице города засмотрелись на широкие магазинные витрины, — чего там только не было: дорогая одежда, обувь, разные драгоценности. Опомнились, когда из высокого костела повалили богомольцы-прихожане.
— Ох и достанется мне дома, — прошептала, боязливо оглядываясь, Катерина.
Они свернули в тесный, заселенный евреями ремесленный квартал — туда, чтобы не накликать на себя греха, не отваживались заходить благочестивые католики после святой литургии.
В следующее воскресенье повторилось то же самое, а на третье, боясь попасться на глаза своим односельчанам, условились встретиться на мосту.
Едва Катерина ступила на деревянный настил, как почувствовала, что сердце ее сильно забилось: тот, к кому она спешила, шел ей навстречу. Сняв шляпу, Иван пожелал ей доброго утра.
Они пошли рядом.
— Ну, как поживаешь, Катеринка? А я уж думал — не придешь. Вместо себя брата послала молиться?
— Ты видел брата? — встрепенулась она.