Надо бы уйти к себе и не мешать ему. Опустилась на стул снова, сказала мечтательно:
— Вот выпадет скоро снег, и махнем мы с тобой на лыжах. Далеко-далеко! На весь день. А маманю оставим дома.
— Это почему же? — отец уже снова листал свои книжки и не поднял головы, но она почувствовала: он заинтересовался. Это почему же мы ее так накажем?
— А потому! — наконец-то заставила себя подняться со стула. — Пусть и она одна посидит. Будет знать, как это…
— Что ж, — согласился отец, теперь уже и в самом деле рассеянно, возвращаясь к просмотренным страницам. — И накажем! И махнем. Что в самом деле! Мы тоже имеем право на праздники.
И опять Кате почудился в его словах какой-то скрытый смысл. Будто отец ответил не только Кате, но еще и каким-то своим мыслям.
Надо было бы заняться чем-нибудь, а она пришла к себе, сняла школьную форму, надела домашнее сатиновое платье, в белый горох по красному полю, и уселась на диван.
Комната у нее невелика. Только диван, на котором она спит, стол у окна с двумя тумбами; в одной тумбочке учебники, в другой она держит белье, чулки. И стеллаж для книг сразу у двери. Отец смастерил стеллаж сам. И подставку для цветов. Сварил ее из металлических прутьев и покрасил белой нитроэмалью. А цветы развела Катя: белый и красный цикламены у нее цвели всю зиму еще на старой квартире. Зелеными ежиками топорщатся кактусята. А традесканция еще только пускает свои плети.
Свежая зелень цветов, да еще белые в красных квадратиках штапельные драпировки по обе стороны окна и на двери делают комнату просторнее и наряднее. Катя очень любит ее, свои книги, старую настольную лампу с треснувшим зеленым абажуром. Наверное, это мещанство — быть так привязанным к своим вещам? Но что поделать, если это действительно так? Вот, Например, книги. Отец начал покупать их ей, когда она ходила еще в детский сад. И теперь у нее уже целая библиотека. Катя помнит переплеты каждой из книг, шрифт — все, все!
Пока доваривался борщ, вполне можно было бы прочитать параграф по геометрии, но вместо этого обняла колени, положила на них голову и стала тихонько шептать:
Скинь свой белый плащ, Береза!
Скинь свой плащ из белой кожи:
Скоро лето к нам вернется,
Жарко светит солнце в небе,
Белый плащ тебе не нужен!
«Песнь о Гайавате» она запомнила лет с шести. Не всю, конечно, отрывками. Она тогда с нетерпением поджидала, когда отец вернется с работы, переоденется в мягкую домашнюю куртку и опустится возле нее на диван. У них тогда было решено: не больше одной главы. На этом настоял отец. Катя готова была слушать весь вечер. Если отцу позволяло время, перечитывали главу второй раз. Поэтому, наверное, чистые прозрачные строфы бунинского перевода и запомнились так хорошо. Они доставляли такую же радость, как восход солнца, влажный весенний ветер, заросший ромашками луг…