— Конечно, будь моя воля, я бы тут все перевернула, только… не группа ведь, не две, все училище! И в бумагах надо разбираться, а я… что я в ведомостях, в законах понимаю?
И он, и Маргарита, и прежде всего Майя заверили Серафиму что не боги горшки обжигают… Она посидела еще, ломая длинные белые пальцы с отполированными ногтями, обвела взглядом их лица. Открытые серые глаза выражали детский страх и отчаянную решимость.
— Ну, если вы все беретесь проверять меня… только уж нечего потом в кусты. Сейчас наобещаете, а как до дела дойдет… Не обманете?
Так уж сложились обстоятельства, что одновременно Серафиме пришлось взять на себя и обязанности помощницы дн ректора по хозяйственной части. Вместо уволившейся Зинаиды. Тут же в училище нагрянула ревизия, не без его, правда, Копнина, ведома. Его все же заинтересовало: как же бывшей помощнице директора по хозяйственной части удавалось прятать концы в воду? Комиссия работала несколько недель и связала их с Серафимой по рукам и ногам. Серафима рвала и метала, ей не терпелось развернуться, но пока шла ревизия, об этом нечего было и думать. Более того, приходилось часами сидеть над бумагами, копаться в цифрах. Королёва чертыхалась, жаловалась, но волей-неволей все глубже вникала в училищные дела.
Комиссия не наложила взысканий на Копнина за проступки Зинаиды только потому, что он был в училище новым человеком. И все же нервов и времени ушло много.
К тому же никак не удавалось найти человека на должность заместителя по хозяйственной части. Приходили двое мужчин, но он не взял ни того, ни другого: не внушили доверия.
Это было его предложением — пока суд да дело, собрать девочек и ознакомить их с тем, что задумано:
— Как бы то ни было, а денег нам все равно много не отпустят. Если и дадут сколько, лучше использовать их на мебель и инвентарь. Вот ведь даже телевизора нет, радиодинамиков, куда это годится? Короче, все, что сколько-нибудь в наших силах, мы должны сделать сами. Провернуть грязь, побелить, покрасить, сшить драпировки. Пусть девчонки разворачиваются.
Они явно не желали этого делать. Разворачиваться. Хотя на собрание и явились. Почти все.
Сначала выступил сам, высказал свои соображения, добавил:
— Может, кто хочет что сказать по этому поводу? Можно с места.
Никто ничего говорить не захотел. Сидели, переглядываясь или уставясь перед собой в пол. Молчание становилось все тягостнее. Тогда взяла слово Майя. Ее тоже выслушали молча, но в этом молчании уже не было того безразличия, с каким слушали его, директора. Зал вроде бы даже сочувствовал Майе: дескать, говори, ты же обязана, мы понимаем, потерпим.