Потом они вернулись к столику, и Андрей снова наполнил фужеры вином. Тут ансамбль грянул шейк. Ритка не хотела идти. Андрей буквально стянул ее со стула. Вероятно, со стороны это мало походило на танец: все сучили ногами и руками, толкая друг друга. Но Ритке вдруг стало сумасшедше весело, и Андрей кивнул ей одобрительно. Танец кончился неожиданно, Ритка не успела даже опомниться. А Андрей благодарно поцеловал ей руку. Ритка опустила руку на колени и все поглядывала на нее, чувствуя под сердцем непреходящую теплоту…
На эстраде между тем появилась певица в длинном черном платье. Уже не очень молодая, волосы скромно собраны на затылке в узел. Голос у нее был низкий, теплый. Она спела несколько старинных русских романсов: «Не пробуждай воспоминаний», «Вишневую шаль». И Ритка так растрогалась, что хлопала больше всех. Певица даже обратила на нее внимание и кивнула, улыбаясь. Глаза у нее были усталые, Ритка подумала, что живется певице, должно быть, не очень легко, возможно, она целый день уже отработала да вот теперь еще вышла на эту эстраду.
— Цветы бы ей подарить, — сказала Ритка Андрею. — Да где их возьмешь?
А он почему-то не очень слушал певицу, все расспрашивал:
— Как мы проведем вечера на этой неделе? Я работаю с первой смены, все вечера свободны… Мы, конечно же, встретимся… Когда? Завтра? Послезавтра?
Ритка не смогла бы объяснить, что заставило ее торопливо пустить глаза под его требовательным взглядом. А щеки, она почувствовала, обдало жаром. Вспомнила: а уроки? На дом задают в последнее время так много! Ничего. Если приниматься за них сразу же после возвращения из школы, вполне можно успеть.
Андрей продолжал:
— Сходим в кино, на танцы… А теперь нам, пожалуй, пора без пятнадцати двенадцать. Я не хочу, чтобы тебя ругали дома.
«Все-то он понимает!» — подумала Ритка. Но вот уходить-то ей как раз и не хотелось.
Ей стало теперь хорошо тут, в ресторанном чаду, в нем теперь смешались запахи еды, папиросного дыма, духов и разгоряченного человеческого тела.
За их столик села еще пара — он немолодой уже, за тридцать, лицо несвежее и на лбу залысины, а ей лет девятнадцать. На ней была почти такая же черная юбка, что и на Ритке, а блузка дорогая, кружевная и сквозь нее просвечивало розовое белье. Черные как смоль, явно крашеные волосы подстрижены так низко, что широкоскулое лицо казалось почти с кулачок. Глаза сильно подведены черным, а веки намазаны почему-то белым. Несмотря на гипюровую кофту, в ней было что-то от первобытной женщины. Наверное, из-за лохматых, неровно остриженных косм.