«Пушкин любил осень потому, что был редким человеколюбом. Весной люди легкомысленней, эгоистичней, думают только о себе, а осень заставляет думать их об утратах, своих и чужих. Мне почему-то забываются в желтом лесу все нанесенные людьми мелкие обиды. Остается только большое. Будто поговорил с чистым, умным человеком. Хорошо-то как на нашей земле!»
В день матча, 23 сентября, резко похолодало. Подул ветер, над стадионом пронеслись белесые тучи, и густо посыпалась колючая снежная крупа. Сергей с горечью подумал о том, что придется распрощаться с невиданным листопадом. На душе помрачнело и от проигрыша нашей команды. Гости чаще переигрывали хозяев поля, у них было больше остроумных пасов и выходов к воротам противника, что не забыла громогласно отметить самая объективная в мире московская публика. Сергей тоже одобрительно рукоплескал венгерским нападающим, нисколько не подозревая, что кое-кто из них всего лишь через месяц окажется в стане самых темных и отъявленных предателей своего народа…
Сергей уже не выезжал на дачных электричках в лесистые места Подмосковья, мысленно подготовив себя к рано наступающей зиме.
Казалось, год шел к спокойному закату и готовился уступить место своему неразгаданному преемнику. Но неожиданно он встрепенулся, и от этого пробуждения вновь тревожно содрогнулись человеческие сердца…
Ровно через десять дней после матча, 3 октября, к вечеру вдруг подул мягкий, теплый ветер, московское небо стало заволакиваться мутными кучевыми облаками. Они то рвались, то вновь сливались, оседали к земле, наползали друг на друга, и от этого становились все темнее и темнее, превращаясь в большую, по-летнему пахнущую свежестью тучу. Вместе с тучей темнел и угасал день.
Когда дачный поселок уже совсем окутали быстро наступившие сумерки, черную тучу внезапно пронзила длинная, ломаная, ослепительная молния. За окном Сергеевой комнаты шарахнулись, как застигнутые врасплох голые купальщицы, белотелые трепещущие березы; послышался сухой деревянный треск — постоянный спутник и предвестник мощных громовых раскатов, и сразу же от гула и грохота содрогнулись стены комнаты, с жалобным звоном задребезжали оконные стекла. А через минуту шум притихшего вдруг ветра сменился шумом хлынувшего ливня. Сполохнувшиеся было березы постепенно успокоились и покорно подставили свои длинные черные косы под светлые, прозрачные, в беспрерывных вспышках молний дождевые струи. Сергей распахнул окно, облокотился на подоконник, вглядываясь и вслушиваясь в царственно великолепную ночь. Какой-то сладкий, охмеляющий восторг смешал его мысли и чувства, разлился по всему телу, взбунтовал воображение. Сами собой зашевелились почему-то потеплевшие губы. На секунду вспомнилось и тут же затерялось среди бегущих мыслей предутреннее Садовое кольцо и те настроения и переживания, с какими он тогда, позапрошлой весной, шел от Наташи. Затем промелькнули единственные, оставшиеся в памяти с детства слова песни, которую давно уже перестала петь его мать: