Анатолий хотел подчеркнуто-деловито спросить о причине опоздания, но вопрос получился извиняющийся, смущенный. Поймав себя на этом, он слегка покраснел и поторопился разрешить им сесть. Зато он убедился, что ни ее голос, ни фамилия — Малахова — ничего не добавляли к ее знакомым глазам. Как ни странно, но это его почему-то вдруг успокоило, и он уверенно, как давно привычное занятие, провел до конца семинар…
С того дня его любопытство стало постепенно притупляться. Позже, когда его назначили руководителем дипломной работы Екатерины Малаховой и ему нередко приходилось оставаться с ней наедине, он почти ни о чем, кроме выбранной ею темы, не заговаривал. Даже узнав о том, что она замужняя, Анатолий не удивился, принял эту новость как само собой разумеющуюся вещь. Его больше волновали ее очень средние познания, не очень оригинальные черновики дипломной работы. И только однажды в нем вызвал недоумение ее подозрительно блеснувший взгляд в ответ на приглашение прийти к нему домой за консультацией. Это его несколько смутило, но он все же выдержал ее взгляд и сам укоризненно посмотрел на нее. Она извинилась и тут же заговорила о дне и часе встречи.
— Можно и сегодня. Вы ведь давненько не обращались ко мне. — Анатолий устало и скучающе покосился на дверь.
— Хорошо, Анатолий Святославович, я приду к вам через два часа. Вы уже будете дома?
— Я сейчас еду прямо домой…
После, когда она все больше увлекалась своей темой, ей все чаще приходилось обращаться за советами, звонить к нему и ездить на Стромынку. Анатолий никогда и ни в чем не отказывал ей, приглашал, при встрече был обходительным, терпеливо и внимательно выслушивал, объяснял все подробности. Постепенно оба начали привыкать друг к другу. Часто случалось так, что после консультации он угощал ее чаем. Поначалу приходилось уговаривать, но вскоре она сама стала помогать ему на кухне, отсылая его при этом в кабинет. Задерживаясь, она расспрашивала о загранице. Он рассказывал неохотно, но подробно, боясь, как бы она не заподозрила его в том, что он что-то скрывает. Иногда в такие минуты она неожиданно поспешно вставала из-за стола, извинялась и уходила домой. И каждый раз повторяла приблизительно одно и то же: «Мне пора, Анатолий Святославович, а то еще, чего доброго, мой Юра начнет меня ревновать. Он знает, что я у вас». Анатолий не обижался, не задерживал, выходил провожать ее до трамвайной остановки. А возвращаясь, садился за свои рукописи и сразу же забывал о ней.
Так все, наверно, и продолжалось бы до самого окончания Малаховой университета, если бы ему не пришлось однажды простудиться и слечь почти на целый месяц в больницу.