Я, например, внимательно слежу за творчеством моего соседа по общежитию — Вершильского. Помню, с какими отличными стихами он познакомил нас в позапрошлом году. Но потом начал постепенно мельчать, заниматься сомнительными экспериментами. И вот результат: читает он мне на днях свое новое стихотворение о голом безногом инвалиде Отечественной войны в бане. Стихотворение, что говорится, без сучка, без задоринки, отточено до блеска. Поэт воспевает этого человека, бойца и героя. Чего ж, казалось бы, требовать больше от него? Но когда я попросил у него листок с машинописным текстом и вчитался глубже и внимательнее, у меня появилось такое ощущение, будто я обнаружил в уже попробованном вкусном супе с янтарным блеском жира большую зеленую, да, именно зеленую… муху. И знаете почему? Потому, что под внешним воспеванием в стихотворении смакуется укороченное тело.
Когда я ему сказал об этом, не в такой, конечно, форме, как сейчас вам, он снисходительно улыбнулся и промолчал. Но в институте нашлись и захваливающие его стихи.
Есть у нас такая небольшая, но чрезвычайно крикливая группа студентов. Я их называю упрежденцами: они каждый раз, как только почувствуют, что может зайти речь об их претенциозных, надуманных и пустых упражнениях, стараются обвинить в бездарности других, особенно тех, чьей критики они опасаются. Кстати, часто у них эта, если так можно выразиться, цель — быть или хотя бы показаться на минуту умнее других — пробивается и в то, что они пишут.
Их сноровка, между прочим, пришлась по вкусу кое-кому и на Западе. Недавно, например, служители такой радиопомойки, как «Свободная Европа», состряпали пространную передачу «О наследственном бунте против сталинизма в советской поэзии». В передаче фигурировали не только фамилии наших умников, но и сочиненные ими и еще не опубликованные вирши.
Слушая Сергея, профессор невольно вспоминал недавнюю встречу с ним, когда он, Олишев, кажется, был не совсем прав в своих суждениях о современной литературе. Вся эта история с Вершильским и его нашими, домашними приспешниками очень уж напоминала ему далекие похождения его же родного брата Виктора Олишева.
Вначале, казалось бы, чисто словесные, юношеские забавы и упражнения в клубе одного из бесчисленных литературных течений. Перед самой же революцией двадцатилетний подпоручик Финляндского полка Виктор Олишев издал карманную книжицу «Кресты», полную ненависти к человеку. Некоторые строки до сих пор не изгладились в памяти. Вся книжка проникнута философией, которая сводится к тому, что сильный берет, а не просит. Это философия и привела позже Виктора в стаи белогвардейцев, и, наконец… Да, да, начиналось все кабаком поэтическим, а кончилось кабаками коричневых рубашек. Иначе, наверно, и не могло быть…