И как все же прав Сергей в своей непримиримости к людям с такой коростой в мыслях!.. Любопытно, что бы он делал на его, Олишева, месте осенью сорок первого года, когда в прифронтовой Москве появился вдруг брат Виктор? Вряд ли Сергей смалодушничал бы. Потому что он видит в себе прежде всего бойца, а затем уже интеллигента. Этим нынешнее поколение и отличается от таких вот историчных, как он, профессор Олишев, интеллигентов. Именно историчных. Уходящих от политических баррикад и заодно со сцены. А жизнь одна, ее не начнешь сначала.
Они простились поздно, только после того, как Олишев рассказал Сергею о своей последней встрече с братом.
Чем ближе подходил франт к Москве, Виктор Олишев все больше начинал тревожиться о судьбе брата. Хорошо зная непоколебимый характер его, он понимал, что с приходом немцев в Москву тот может сделать что-то непоправимое. И тогда даже ему, Виктору, определенно не поздоровится… Надо было искать выход. И Виктор в конце концов нашел его.
Опьяненное относительно легкими успехами в первые месяцы войны, немецкое командование все чаще и чаще стало практиковать диверсионно-десантные операции. Из состава полевых подразделений отбирались небольшие группы мало-мальски подготовленных для этого солдат и офицеров (иногда хватало для этого одного лишь знания русского языка), перебрасывались на самолетах за линию фронта и высаживались в двадцати-тридцати километрах от нее. И группы эти, несмотря на частые неудачи, делали свое дело: в подходящий момент они могли создать панику среди потрепанных в боях отступающих частей.
Вспомнив об этом, Виктор, командовавший в то время саперной ротой, решил попытать счастья и отправился в штаб полка. Не скрывая своих настоящих намерений, он пообещал собрать в Москве все, что только попадется ему под руки или же потребуется от него со стороны командования.
Командир полка отнесся недоверчиво к его затее, но все же обещал похлопотать.
И вот, наконец, он идет неторопливой походкой по пустынной Стромынке. На нем — синий рабочий комбинезон, в руке — маленький деревянный ящичек, набитый слесарным инструментом. Миновав университетские общежития, он свернул во двор большого серого дома. Обошел длинную дождевую лужу и поднялся на деревянное с выщербленными старыми ступеньками крыльцо подъезда в глубине двора. На втором этаже прямо против лестницы увидел поблескивающую табличку: «А. С. Олишев».
У него начала вдруг кружиться голова, а табличка судорожно запрыгала перед глазами. Бронзовый блеск букв то погасал, то вновь вспыхивал, как на газовой рекламе. В эту минуту он забыл о предосторожности, забыл себя, забыл двадцать с лишним лет эмиграции, сделавших из него члена нацистской партии и врага этого старинного белокаменного города. Табличка с надписью «А. С. Олишев» мгновенно разрушила уже, казалось бы, вечное равнодушие, вечную мерзлоту его очерствевшей души… Ему вспомнился давний и далекий упитанный подросток — кадет с пробивающимся над верхней губой пушком, с умными синими глазами, влюбленно преследующими его, Виктора. Что же сейчас в душе и мыслях этого мальчика и как он встретит своего давнишнего идола? И дома ли он? Может быть, уехал, как многие, на восток, и тогда…