Евангелие от Иоанна. Комментарий (Кузнецова) - страница 31

Ст. 28 – Все это происходило в Вифании, за Иорданом, где обычно омывал Иоанн – Четвертый евангелист – единственный из новозаветных авторов, кто указывает место, где Иоанн совершал омовение. Правда, эти сведения не очень помогают, так как локализация места остается неизвестной. Вифания – это поселок с таким же названием, что и Вифания близ Иерусалима, но он расположен где-то в Иудее или даже в Самарии. В рукописях есть разночтения. 

^>29На следующий день Иоанн видит идущего к нему Иисуса и говорит:

– Вот Божий Ягненок, который унесет грех мира! ^>30Он – Тот, о котором сказал я: «Вслед за мной идет человек, который стал больше меня, потому что был прежде меня». ^>31Я не знал, кто Он, но я пришел омывать водой для того, чтобы о Нем стало известно Израилю.

^>32Вот свидетельство Иоанна: я видел, как Дух спустился на Него с неба, словно голубь, и остался на Нем. ^>33Я не знал Его, но Тот, кто послал меня омывать водой, сказал мне: «Когда ты увидишь человека, на кого нисходит и на ком остается Дух, Он и есть Тот, кто будет омывать Святым Духом». ^>34И я это видел и свидетельствую, что Он – Сын Бога.

1.29 Ин 1.36; Ис 53.6-7; Деян 8.32; 1 Петр 1.18-9 1.30 Ин 1.15 1.32 Мф 3.16; Мк 1.10; Лк 3.22 1.34 Мф 3.17; 17.5; 27.54; Мк 1.11; 9.7; 15.39; Лк 3.22; 9.35; Ин 20.31; Деян 9.20

Ст. 29 – На следующий день Иоанн видит идущего к нему Иисуса и говорит – Хотя об уходе иерусалимских посланцев не сказано, вероятно, на это указывают слова на следующий день. Теперь Иоанн свидетельствует собравшемуся к нему народу. Имя Иисус – это грецизированный вариант имени, которое по-еврейски звучало как Йешу́а и Йешу́ (сокращенная форма от полного имени Йехошу́а). Хотя его точная этимология неизвестна, наиболее вероятно, что оно значит «Яхве – мое спасение». Евангелист пишет для христиан, которым не надо объяснять, кто такой Иисус, поэтому он не приводит никаких подробностей. Иисус идет не для омовения, потому что оно уже состоялось раньше (см. 1.32-34). Вот Божий Ягненок, который унесет грех мира! – Этот титул может быть понят по-разному.

1) Иоанн мог отождествить Иисуса с пасхальным барашком, жертвенной кровью которого были спасены в Египте израильские первенцы (Исх 12) и который поэтому стал обязательным блюдом на пасхальном столе. Эта традиция, вероятно, одна из самых популярных, тем более что сам евангелист подчеркивает, что Иисус был распят в то самое время, когда в Храме приносились в жертву пасхальные барашки (19.14). См. также 1 Петр 1.18-19: «Знайте, что не тленным серебром или золотом вас выкупили на свободу от этого бренного существования, что досталось вам от отцов, но драгоценной кровью Христа, как кровью непорочного и чистого ягненка». См. 1 Кор 5.7: «...наш пасхальный ягненок, Христос, уже принесен в жертву». Но есть два возражения: пасхальный барашек действительно был спасительной жертвой, но он не уносил грехи; кроме того, если Иоанн объявлял Иисуса Тем, кто должен умереть, вряд ли это привлекло бы к Нему сторонников. 2) Очень близок к этому и образ кроткого барашка у Исайи (53.7). Пророк сравнивает с ним Страдающего Служителя Господня. Особенно важны для раннехристианской мысли тексты Исайи 52.13-53.12. Иисус отождествлен с ним в Деян 8.32-35. 3) Очистительной жертвой, на которую возлагались грехи народа, совершенные по неведению, был так называемый козел отпущения, он уносил эти грехи в День Искупления (Лев. 16.21-22; см. Евр 9.12). 4) В апокалиптической литературе барашек выступал как могучий воитель и предводитель победоносного войска Божьего. Так, в Завещании Иосифа (19.8) и Завещании Вениамина (3.8) в такой роли выступают лев и ягненок. Правда, многие ученые полагают, что эти апокалиптические произведения подверглись христианской переработке. Но в Откровении Иоанна, произведении, вышедшем из того же круга, что и Евангелие, Христос предстает как Лев из племени Иуды и одновременно как Ягненок с семью рогами. Семь рогов в восточной символике означали могущественную непобедимую силу. Поэтому есть достаточно оснований, чтобы отнестись серьезно к такой гипотезе. Скорее всего, в раннем христианском богословии слились воедино представления о пасхальной жертве и могучем воителе.