– Ты должна получить часть, – заявила Алиде Карлссон решительно.
Бэмби Розенберг почувствовала, как у нее загорелось лицо, обрадовалась, что никто ее не видит.
– Я еще не вернула долг за мою новую грудь, – ответила она. – Мне действительно нечего требовать.
– Ты сделала так, как поступила бы я, – сказала мать Мишель Карлссон. – Я позабочусь, чтобы ты получила часть наследства, положись на меня.
Ее слова вызвали ощущение дежавю. Бэмби Розенберг разрыдалась снова.
– Нет, – возразила она, покачала головой, прекрасно зная цену подобным обещаниям и то, какие разочарования подстерегают потом. – Ты не моя мама, Алиде, и не обязана ничего для меня делать. Но позвони мне, когда приедешь, и мы увидимся.
Положив трубку, Бэмби Розенберг опустилась на пол, свернулась калачиком и заснула.
Мехмед посадил Торстенссона в директорское кресло с картиной Андерса Зорна на заднем плане. Шюман встал в двери, окинул взглядом место действия, попытался просчитать, как все будет происходить, исходя из используемого оборудования. Скользнул взглядом по людям, находившимся внутри, занятым проводами, кабелями, наушниками, микрофонами, установкой света. Двум телеоператорам, звукооператору и телеведущему.
Одна камера смотрела прямо на главного редактора, вторая явно должна была двигаться и постоянно держать Мехмеда в кадре. Значит, предполагалось, что Торстенссон будет сидеть неподвижно, а телеведущий перемещаться по комнате. Нормально.
Главный редактор начал потеть из-за большого прожектора. Собственно, это едва ли было столь необходимо, но лампы, бьющие по глазам, что ни говори, помогали, если в кого-то требовалось вцепиться когтями. Торстенссон ерзал на своем месте и задел микрофон лацканом пиджака, закашлялся.
Шюман догадался, как все будет происходить. Проблема Мехмеда состояла в том, чтобы заставить Торстенссона признать продажу акций 19 июня, за день до обнародования катастрофического полугодового отчета Global Future. Поэтому ему, пожалуй, следовало нацелиться на что-то другое, известное наверняка. Когда, например, Торстенссон получил инсайдерскую информацию и каким образом она попала к нему. Сама дата продажи могла постоянно представляться как сама собой разумеющаяся, и, если бы главный редактор не соглашался с ней раз за разом, он мог запутаться в собственной лжи.
– Если речь пойдет о решениях, касающихся публикации тех или иных материалов, то не только я… – начал Торстенссон, однако никто не обратил внимания на его замечание.
Андерс Шюман увидел, что техника готова, закрыл за собой дверь, встал рядом с одним из операторов.