– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула продюсерша, но Анника как ни в чем не бывало продолжила.
– Карин, – сказала она, – ты размышляла о механизмах популярности больше, чем кто-то иной. Я думаю, тебя все достало. Все видели Мишель, но никто – тебя. – Анника перехватила взгляд продюсерши и сейчас смотрела ей прямо в глаза через зал, над головами публики. – Я понимаю тебя, Карин. Я знаю, почему ты сделала это. И Каина понимаю тоже. Когда долго остаешься невидимым, исчезаешь как человек. В конце концов решаешься на все что угодно, лишь бы получить право на существование.
Карин Беллхорн моргнула, Анника увидела, как она покачнулась.
– Револьвер лежал на полу, – сказала Анника. – Ты взяла его, он был липкий, но тебе и в голову не пришло из-за чего.
Продюсерша не ответила, тяжело дышала, жадно хватала ртом воздух.
Анника зажмурилась на мгновение, попыталась представить себе, как все происходило.
– Ты подняла револьвер, – сказала она. – Не почувствовала никакого веса, только холод металла. Он оказался легким как перышко, просто стал продолжением твоей руки.
Карин Беллхорн попыталась что-то сказать, но не смогла произнести ни звука.
– Мишель стояла там, говорила, а потом ты потеряла самообладание, поняла, что умрешь, если она продолжит.
Продюсерша уставилась на нее с открытым ртом.
– Выбор был между ею и тобой, – сказала Анника, – и тебе не составило труда спустить курок, ты почти этого не почувствовала.
У Карин Беллхорн побелело лицо, она судорожно пыталась сделать вдох.
– Только потом ты услышала хлопок и почувствовала отдачу. Сразу же осознала случившееся и поняла, что все рухнуло. Не так ли, Карин?
– Я только хотела, чтобы она замолчала, – пробормотала Карин Беллхорн.
Анна Снапхане таращилась на Аннику в мониторе, примостившуюся в оконной нише, на то, как взгляды всех находившихся в зале постоянно перемещались с Карин на нее и обратно. Солнце било Аннике в спину, и она сидела словно в золотистом ореоле. Ее волосы, казалось, сами излучали свет.
Анна сделала глубокий вдох. Ноги ее так дрожали, что она опустилась прямо на пол среди мешков для мусора.
Купалась в ощущении, что ей удалось не свалиться в пропасть, хотя и находилась на самом краю.
– Чем ты, черт возьми, занимаешься?
Голова Хайлендера выросла над краем горы изъятых и возвращенных видеоматериалов. Лицо липкое от грима, растерянное и злое, серебристый галстук сбился набок.
Анна попыталась ответить, но не смогла, закашлялась. Опустила глаза в пол, почувствовала, как подступают слезы и перехватывает горло.
– Это была не я, – наконец прошептала она.