Один из полицейских подошел к ней, чтобы она не бросилась на убийцу. Себастьян Фоллин все еще стоял у трибуны, судорожно сжимая в руках текст своей речи. Хайлендер, расположившись в углу сцены, набирал на мобильнике какой-то длинный номер, возможно, звонил в Лондон. Стефан Аксельссон наклонил голову и рыдал так, что его плечи тряслись.
Анника перевела взгляд на продюсершу, давно ведь догадалась, кто убил Мишель, но все равно не понимала причину, заставившую ее сделать это, хотя она постоянно лежала на поверхности.
– Боже! – заорала Карин Беллхорн, затравленно озираясь по сторонам. – Это же фальшивка! Неужели трудно догадаться? Она, Анна Снапхане, смонтировала ее, вы же знаете, как такое делается…
Анника больше не могла это слушать, ее врожденное чувство справедливости не позволяло ей далее оставаться в роли стороннего наблюдателя: чертова обезьяна пыталась переложить вину на другого, на Анну, которой даже не было там! Комната как бы перестала существовать для нее, она видела только одетую в черное продюсершу, прижавшуюся к стене.
– Это же безумие какое-то! – кричала Карин Беллхорн с другого конца вечности. – Она даже не опасается ничего! Откуда у меня могло возникнуть желание убить Мишель?
Анника сместилась в сторону батареи, сильнее вцепилась пальцами в подоконник.
– Каин и Авель, – сказала она на удивление чистым голосом. – Самый старый мотив убийства в мировой истории. Проще некуда. И никто никогда не подумает.
Все головы повернулись в ее сторону. Анника почувствовала на себе удивленные взгляды, но они нисколько ее не заботили. Она знала, что лица смотревших на нее открыты и чисты, все границы сломаны, люди готовы к любому повороту событий.
Карин Беллхорн подалась вперед, агрессивно настроенная, готовая биться за свою жизнь.
– По-твоему, я смогла бы убить кого-то из-за обычной зависти?
Тишина в зале стала полной, все прекратили дышать. Гудение камер заполняло промежутки между словами, свет прожекторов слепил, терпкий запах цветов лишал возможности дышать.
– Вовсе нет, – ответила Анника, – все гораздо серьезней.
– Ты не знаешь, о чем говоришь! – крикнула Карин Беллхорн.
Анника зажмурилась на мгновение, она нашла свою истину.
– Если человек не верит в собственные достоинства, только документы подтверждают его существование. А если никто не смотрит даже на них, он становится как бы вдвойне невидимым. И чем больше кричит и размахивает своими бумагами, чтобы его заметили, только сильнее раздражает всех, как назойливая муха. И одновременно есть кто-то другой, на которого все обращают внимание, воспринимают всерьез, кто-то, пожалуй, не заслуживающий этого…