— Да у нас все видели! Даже Липова лежачая, которая не вставала год, как услышала, что он Заякину понёс, сама к окну с кровати приползла! А окна у нас у всех на одну сторону! — убеждала её бабка. — А Екатерина Петровна сказала, что раз он Липову сумел на ноги поставить, то нам всем и подавно хватит лениться, надо вставать, пока он не сбежал.
— Так он здесь кто? Сиделка?
— Вот скажешь тоже, сиделка! Он вообще-то доктор! В больнице, — и она показала рукой вниз, имея в виду первый этаж, — он доктор, а здесь так, подрабатывает. Да оно и понятно, платят-то тут поди мало, вот они все и совмещают. Даже сама Екатерина Петровна, хоть вроде и главная в больнице, а здесь тоже должность имеет.
И дальше, возможно, тёте Зине хотелось бы поговорить и о Екатерине Петровне, но зов плоти после обеда оказался сильнее. А процесс перехода с кровати на костыли, до туалета и обратно, как бы ни старалась ей помочь девушка, отнял у неё слишком много и сил. Она кулём упала на подушку, и говорить больше не могла.
Чтобы скоротать с ней ещё какое-то время, Ева взяла с подоконника книжку, приоткрыла окно и начала читать вслух с заложенного конвертом места. Это был Марк Твен «Простаки за границей»:
«…Здесь, в Милане, в обветшалой церкви находятся жалкие остатки самой знаменитой в мире картины — «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. Мы не считаем себя непререкаемыми знатоками живописи, но, разумеется, мы отправились туда, чтобы увидеть эту удивительную, некогда столь прекрасную картину, вызывавшую неизменное поклонение всех великих художников и навеки прославленную в стихах и прозе…»
Сквозняком открылась дверь и окно захлопнулось. Ева встала и повернула пластиковую ручку, чтобы оно больше не громыхало. Посмотрела на часы — время ещё есть, а перед ней на редкость интересная книжка. «Ну, не воровать же её у старушки, чтобы скоротать время на вокзале. Почитаю здесь». Она пересела за стол, поближе к окну, и склонилась над книгой, продолжая бубнить:
«…Но вернёмся к самой картине. «Тайная вечеря» написана на облупившейся стене маленькой часовни, прежде, если не ошибаюсь, соединявшейся с главным зданием. Роспись облупилась и потрескалась во всех направлениях, загрязнилась и выцвела от времени, а наполеоновские лошади пооббивали копытами ноги большинства апостолов, когда для них (для лошадей, а не для апостолов) более полувека тому назад здесь были устроены стойла.»
Вечерело, буквы начали сливаться, тётя Зина мирно спала. Пора! Ева потянулась, отложила книгу. Конверт, закладка из книги, лежал на столе. Надо бы положить его туда, где она закончила читать вслух. Хотя, наверно, тётка заснула раньше. Она крутила конверт. Крупным, но неразборчивым почерком на нем был указан адресат. Дэну Брауну. Дэну Брауну!? Да ладно! Чего только не почудится в полумраке! Дэну Мойеру? Что за почерк! Майеру!? Что за бред? Откуда в поселковой больнице может быть человек с именем Дэн Майер? Такое впечатление, что письмо выпало из содержания книги, и написал его никто иной, а сам Марк Твен. А у тёти Зины фамилия вообще Иванцова. Интересно, из чьей библиотеки эта книга?