Казалось, что не только Ева и бабушка противились переменами, их не принимал сам дом. Так, будучи изначально покрашенным в желтый цвет, и оставаясь таковым долгие годы, он был однажды летом выкрашен Евиной мамой в бежевый. И Ева точно это помнила, потому что была заставлена помогать и неохотно, но собственноручно выкрасила за день целую стену в невнятный бежево-розовый цвет. И он еще был бежевым, когда они уезжали осенью. Когда же она приехала на следующее лето, дом снова был желтый. И взрослые что-то говорили о нестойком пигменте, но Ева точно знала, что дом хотел быть желтым и он не мог быть никаким другим.
Так, думая о доме, о бабушке и о детстве, Ева незаметно заснула. И вполне сносно проспала всю ночь. Проснулась она оттого, что в вагоне на полную мощность врубили свет. Она знала, что это значит. Это значит, что пора вставать, умываться и делать прочие обычные утренние дела, потому что примерно через час начнется санитарная зона, и туалеты закроют. Тому, кто не успел, придется терпеть до вокзала конечной станции. А конечной станцией и был город Эмск, в котором она теперь жила. С маленьким вафельным полотенцем, входящим в комплект постельного белья, и зубной щеткой в руках она покорно отстояла небольшую очередь. Оказывается, до санитарной зоны было всего минут тридцать, значит, проводница попалась хорошая и, учитывая наполненность вагона лишь наполовину, дала людям лишних полчаса поспать. От начала санитарной зоны до прибытия на станцию ехать еще минут тридцать - Ева успевала еще выпить чая, что было бы не лишним, учитывая, что последний раз она сжевала тощий бутерброд вчера в Доме престарелых, пока читала книжку.
За окнами вагона начинало сереть утро. Сосед в ее купе так и не появился. Вроде она слышала, что кто-то приходил, но, то ли уже вышел по дороге, то ли пересел в другое место. В любом случае, Ева была даже рада, что снимать мятую постель и кое-как затягивать скрученный матрас назад на верхнюю полку ей не придется под пристальным взглядом соседей. Ева сдала белье и попросила стакан. Как приятно брать в руки вещь, которая не потеряла актуальности за столько лет! Ева налила кипяток в гранёный стакан с подстаканником и понесла его к своему столику как мать новорожденное дитя, умиляясь его совершенству и восхищаясь им при этом не меньше. Подумать только, с двух сторон подстаканника в металлическом прямоугольнике был выдавлен олень! И над ним надпись: Горький. Ева понимала, что, скорее всего, это символ города, и даже вспомнила, что это уже давно не Горький, а, как и прежде Нижний Новгород. Но этот олень с ветвистыми рогами и приподнятой правой передней ногой на подстаканнике так был ей знаком! Так дорог! Ева достала из сумки шоколадный батончик. Рядом с этим чудным изделием советского времени иностранный батончик в яркой обертке смотрелся чужеродным объектом. Хотя есть его с голодухи было приятно, а запивать горячим чаем было просто необходимо - до того он был сладким. Надо было взять с собой пачку печенья, вот оно бы смотрелось органично. Под такую пару ещё бы сказку «Серебряное копытце» и полное погружение в восьмидесятые обеспечено. Но Ева не хотела погружаться в восьмидесятые. Она допила чай, вернула раритет и готова была вернуться в свое время, в свой город, в свою квартиру и свою жизнь. И так для одного дня было слишком много воспоминаний.