И безуминка на дне взгляда – легкая-легкая, как горчинка в хорошем вине…
– А ты зачем ко мне-то? А-а, цветок. Это я тебе хоть сейчас, хоть поляну цветов, хоть две… А какой тебе цветок надо?
Смешался, развел руками. Что я понимаю в цветах? В подземелье сплошные асфодели. В Стигийских болотах одну ночь в году зацветают кувшинки – цвета сырого мяса, ядовитые, как гадюки. Геката в своем саду какие-то ночные травы выращивает – так зачем мне их знать?
– Розочки ей? Ай, захочет еще потрогать, ручки поранит, надо осторожно. Маргаритки? Дельфиниум? Это там все растет, какая из этого приманка… А вот есть гиацинт. Это из крови аполлонова любовника я вырастила.
Сухая ладонь плывет над земляным полом, и из пола робко поднимает головку красный цветок. Разворачивает звездочки-соцветия, будто навстречу солнцу.
– Красивый был мальчик – Гиацинт. Мусагет – он ему голову диском разбил. То ли от ревности, то ли просто нечаянно. Очень плакал потом. А я вот вырастила. Самое лучшее получается на крови: лавр… тростник тот же. А вот еще…
Второй цветок появляется, горбясь. Стебель – нерушимо прямой, но бутон склонён будто бы с почтением, а лепестки разворачивает надменно, будто модница – обновку, которую еще не знает, надевать ли.
Белые лепестки открывают золотую серединку, чуть оранжевую по краям. Запах – юный, сладкий, сильный, веет дурманящими поцелуями, спелой встречей в тени деревьев, горьковатой вечностью, которая пришла и не сбылась…
– На крови? – спросил я, вглядываясь в нежный и печальный золотистый глазок.
– На смерти, – кивнула Гея. – Нарцисс это. Который дары Афродиты отверг. Нимфу какую-то отогнал. Мешала она ему. А говорят – что и саму Афродиту погнал: всё хотел единственную встретить. Так Афродита и влюбила парня в его отражение. Всё сидел, склонялся к воде, любовался – так и усох от голода и страсти около родника. А из тела вот, цветок получился. Слышишь, пахнет как? Смерти это цветок, вот как оно выходит…
– Значит, пусть будет он. Ты поможешь мне? Вырастишь его для моей жены?
– Ай, что ты спрашиваешь, мальчик. Когда я вам, глупым, отказывала. Ты только шепни – где, а я и услышу, и выращу… такой цветок – глаз оторвать не сможет! – И опять этот взгляд – пристальный, ласкающий. – Ну, куда ж ты уже подниматься полез? Виноград не доел. Орешки вот… или опять дела?!
– Трудно оставить твой дом, о Плодоносная Мать. Но мое царство ждет меня.
– Царство? Тартар?
И вдруг повела плечами, наклонила голову, задумавшись, блеснув золотой монетой безумия, случайно оброненной в почву взгляда…
Обиженная Ананка не подавала голоса, и это подвело меня, не хватало отрезвляющего «маленький Кронид…» за спиной.