.
Огонь раздувался клобуком змеи, с шипением, оскаливая ядовитые зубы бросался на все новую утварь, наконец плюнул клубком искр в кровать – вспыхнула простынь. Горело ясно и ярко, подогреваясь от огня, который еще не отпылал в моей крови.
– Да, – сказал я пламени. – Братья – Владыки.
Добродушные и нетребовательные хозяева в своих домах. Хозяину принесли обед, разложили на столе: вот власть, а вот поклонение смертных, там на драгоценном блюде зависть, в амфоре плещутся песни аэдов, не налить ли немного? Хозяин потирает ладони, берет полную чашу, ни от чего не отказывается: своё – да не попробовать… хозяину всего хватает.
А я вот приперся капризным гостем, начал ногами топать, орать, что стол неполный, позабыл скинуть обувь-дружбу, входя в дом, да еще съездил на поверхность, оттуда какую-то золотую гадость в сердце приволок.
Ложе пылало весело: ненужная рухлядь, свидетельство многих ночей позорной слабости, – слишком нежных прикосновений к медным волосам, непростительно долгих объятий, поцелуев, недостойно теплых для Владыки…
Это хорошо. Пусть горит.
Двузубец оставался в ладони холодным, как кровь настоящих царей.
– Ты ведь уже понял, невидимка? Понял, почему я молчала все это время? Почему заговорила сейчас?!
Потому что я был слепым и глухим – мне указали путь, подвели: идти только прямо! – но я же еще и дурак, а потому своротил на нехоженую тропу и продираюсь сквозь колючие заросли. И вот теперь, изорвав одежду и кожу – решил продрать глаза и оглядеться.
– Невидимка, ты упустил много времени, тебе нужно решать…
Ничего нет проще, чем – решать. Вышвыривать ненужное из-за котомки за плечами: что там мешает взбираться в гору? В пропасть! Кора оказала мне сегодня услугу услуг брошенной в лицо истиной.
Легко разлюбить, когда тебя ненавидят.
Я махнул рукой, и пламя погасло. Отгорело, оставив от ложа черные, подернутые проседью пепла останки. В воздухе носились обугленные перья недосожранных подушек. Огонь вернулся на место – в светильники, свернулся там и улегся прикормленным Цербером. Можно было втягивать ртом и носом воздух без опаски: в таламе больше не было ни запаха нарцисса, ни легкой горечи притираний, ни свежести, которую она всегда приносила, заходя.
– В пепел, – сказал я тихо – как изрекал на судах: «На Поля Мук».
Покачал в пальцах двузубец – что ты там, Эреб, говорил о бесконечности битв? Ну да, эта обещает быть довольно жестокой, но я уж как-нибудь справлюсь.
Вот и Ананка уже в упоении шепчет из-за спины: «Бей как бог, маленький Кронид», и верное оружие в пальцах – как влитое, да и противник всего один.