— Вот Гарри считает, что сцену надо переснимать. А вы?
— Ну, раз надо, значит надо, — сказали аниматоры.
И пересняли. И не зря. Группа на следующий день дружно аплодировала им за переснятую сцену. За эту рекламу мне было не стыдно. Она побывала на экранах телевизоров многих стран.
А мы вернулись в Москву, где нас ожидала российская реклама, придуманная мною: «Иванушка! Иди на выборы!» За короткое время такой перепад судьбы — от кока-колы до Иванушки! Зато интересно.
С командой, снимавшей «Серый Волк энд Красная Шапочка», мы в 1990 году ушли со студии «Союзмультфильм». Ушли, не желая расставаться и не желая оставаться на студии, где нам было некомфортно. Решили создать свою киностудию. Начались поиски помещения. Искали в районе Садового кольца. Находили нежилое помещение, пустующее, обращались к руководству — и через неделю это помещение уходило в чужие руки. В какой-то момент мы поняли, что мы бесплатно обслуживаем Краснопресненский район столицы, предоставляя им добытые сведения, не получая ничего взамен. Тогда мы поумерили амбиции и сместились на окраину Москвы. И здесь, наконец, нашли пустующую фотолабораторию на Открытом шоссе. Я поневоле стал локомотивом по пробиванию аренды этого помещения. Я уже собрал все необходимые документы, но вдруг ситуация изменилась и меня поставили перед фактом, что это помещение будет выставлено на аукцион. Для чего мне было предложено взять в банке кредит и поучаствовать в аукционе. Какой кредит?! Мы уже год не получали зарплату. Чем расплачиваться? И я пошел в мэрию и сел под дверью у Ю. М. Лужкова.
Я три дня ходил туда, как на работу, выпрашивая аудиенцию у мэра хотя бы на пять минут. Резолюцию «на аукцион» на моих документах написал именно Юрий Михайлович, поэтому только он мог ее и отменить. За три дня ко мне привыкли в приемной, не шугали, но и не пускали в кабинет. Я созревал и, наконец, созрел. И вот, когда помощник мэра открыл дверь для академика Велихова, я, притормозив академика, влетел к Ю. М. Лужкову. Я не говорил, я не высказывал, я матерился. Я сказал Лужкову, что он своей подписью, не подумав, подписал мне приговор. За мной идут люди, они мне верят. Мы год живем на иждивении у родственников. Если он таким образом обрубил нашу перспективу, то мне надо или эмигрировать, или повеситься. Я полагал, что тридцать международных призов, на ту пору полученных мной, дают мне право надеяться на неравнодушие власти к моей судьбе. Моя бурная речь перемежалась не менее бурным матом. Мы с Лужковым стояли друг напротив друга. Между нами сидел академик Велихов, переводивший взгляд с одного на другого. Лужков требовал, чтобы я покинул кабинет. Я, исчерпав знания ненормативной лексики, вышел из кабинета. Вскоре за мной выскочил помощник. Обращаясь к сидящей в приемной секретарше, приказал: