К сожалению, Шон возненавидел свою работу в отделе маркетинга компании «Кэдбери-Швеппс», которую называл «искусством продажи пузырьков». Страстно желая перемен, он согласился на условия краткосрочного преподавательского контракта, предложенного ему Коммунистической партией Китая.
Этот контракт должен был продлиться всего пять месяцев. Уже наступил 2002 год, и Китай был слишком волнующей страной, чтобы отказываться. Страна, разрывавшаяся между коммунизмом и капитализмом, все еще верная доктрине, но соблазненная западным миром, – и практически неразвитая инфраструктура для зарубежных гостей. Кроме того, мы были молоды и до тошноты влюблены. Он дразнил меня за то, что я однажды сказала, что единственные вещи на свете, которые меня «наполняют», – это он и океан. «Не хотите ли немного черного хлебушка ко всей этой патоке, Мисс?» Но он также рассказывал мне, какое волнение охватывало его в Чанше, когда он ждал моего звонка. Поскольку стационарного телефона на острове Кенгуру не было, я могла звонить, только когда возвращалась на материк. Тогда Шон бегом бежал в свою квартиру из Института финансов и менеджмента и усаживался ждать у телефона. Когда мне удавалось пробиться, статические помехи соединения трещали в трубке, и я спрашивала, как он там. Он всегда испускал долгий вздох и отвечал: «Теперь лучше».
В июле, перед окончанием срока его контракта, я прилетела в Чаншу, чтобы встретиться с ним. Я побывала у него на работе, познакомилась с его начальством и студентами и присутствовала на вручении дипломов. А потом мы отправились путешествовать. Вначале по Китаю, где заключили помолвку, а потом в Таиланд. Теперь мне было 28 лет, ему – 25. В октябре мы собирались съехаться и жить вместе в Мельбурне. Я продолжала бы ездить на остров Кенгуру, чтобы завершить свои полевые исследования, но сумела убедить своего консультанта, что смогу закончить всю лабораторную работу с помощью знакомого в Мельбурнском университете.
Мы с Шоном обсуждали свои планы во время долгих летних переездов на поезде по Китаю и сидя на веранде нашего коттеджа с видом на пляж Хадрин в Таиланде. Мы говорили о том, как найдем работу и купим дом, как поженимся и как назовем детей: Джеком – в честь его деда, а вот об имени для дочери договориться оказалось труднее (Джессика? Салли? Лара?). Мы говорили даже о том, чем займемся, когда выйдем на пенсию, – как будем продолжать путешествовать за рулем «каравана» по Австралии, как будем баловать своих внуков.
Однако чаще всего мы возвращались к повседневным мелочам, типа того, в какие бары и рестораны будем ходить в Мельбурне – «Черри», «Коммершл», «Блю Трейн», – и какие вкусности будет готовить для меня Шон. Я уже была горячей поклонницей большинства его фирменных блюд – куриного сатая, спагетти карбонара, лапши хоккиен со свининой и тягуче-липкой лазаньи, с соусами бешамель и болоньезе, ветчиной, моццареллой и рикоттой. Но ему не терпелось побаловать меня одним из своих любимых кушаний, тем, которым ему пока не представилось шанса меня угостить, – пастой с курицей и вялеными на солнце томатами.